Офисная война
Читать книгу "Офисная война"
ГЛАВА 24
Эдоардо
В этом году я вёл себя не очень хорошо, поэтому, честно говоря, даже не думал, что на Рождество получу подарок.
Однако, необъяснимым образом, это происходит.
Спиной к стене, в полумраке кабинета, где нас закрыла Камилла, её губы — первое, что я получаю. Её стройное тело в облегающем платье-футляре, нагло прижимающееся к моему, — второе.
Третье — я должен быть где угодно, только не здесь.
Нет, не так. Третье — её руки, лихорадочно спорящие с моей рубашкой, в попытке найти путь к коже. Руки, которые, если бы об этом не позаботилась она, заставили бы меня забаррикадироваться внутри и выйти только после того, как мы утолим все желания.
Пять секунд.
Потребовалось всего пять секунд, пока её язык сплетался с моим, а пальцы искали меня так, словно никогда не хотели ничего другого, чтобы отправить меня за грань. И взять километровый список причин, почему я не должен этого делать, выбросить его и сделать именно то, что я хочу.
А я хочу Камиллу.
Хочу её так сильно, что остальное не имеет никакого значения. И поскольку это кажется чем-то, о чём Камилла за долю секунды может пожалеть, я пользуюсь и решаю украсть всё, что смогу, пока она не передумала.
Я обхватываю её бёдра, прижимая ближе к своему паху. Камилла, однако, не протестует. Она позволяет мне. Она запускает пальцы в мои волосы, тянет за них, отвечает на поцелуй со всепоглощающей интенсивностью, которая проникает в мою нервную систему. Будто ей надоело играть по старым правилам, и она решила написать для нас новые.
Обхватываю ладонями её лицо и отвечаю.
Я целую её так, словно хочу съесть, как будто мне мало. Мой поцелуй неразумный и голодный; это борьба ртов и языков, это прелюдия и обещание того, как будет, когда я окажусь внутри неё.
Хочу, чтобы она испытывала то же напряжение, которое сводит меня с ума. Хочу, чтобы Камилла признала, что хочет меня, как никого другого. Я хочу, чтобы она ещё раз сказала, что она моя.
Я не даю Камилле времени отдышаться. Оттесняю её спиной вперёд к заваленному столу и вслепую передвигаю предметы, чтобы она могла сесть.
Опьянённая поцелуями, Камилла делает это. Она садится на стол. Притягивает меня между своих ног, и я снова оказываюсь на ней.
Тусклый свет, проникающий из внешнего мира, возвращает мне беспрецедентный образ нас, отражающихся в окне. Я и она. Она на столе с задранным платьем, я между её ног, а мои колени заблокированы лодыжками Камиллы. Кадр размытый, чувственный, нелогичный. Горячий, как ад.
Этот вид вызывает у меня безумное желание избавиться от её трусиков и заставить кончить, пока я раз за разом погружаюсь в неё. Но мы находимся на рождественской вечеринке компании. Камилла сидит на своём захламлённом столе. Это самое очевидное клише во вселенной.
А её пальцы спешно расстёгивают мои брюки.
— Бл*дь — вырывается у меня, когда она прикасается ко мне поверх натянутой ткани боксеров. Камилла улыбается, облизывая губы. Она кружит пальцами вокруг, перемещая ладони на ягодицы, и быстро тянет одежду вниз.
«Дерьмо…»
— Ты стесняешься, Эдоардо? — дразнит меня с ухмылкой, в которой нет ничего невинного. — Я думала, ты хотел этого.
Святой создатель, столь же стремительным движением Камилла встаёт. Сбрасывает свои сапоги и стягивает с бёдер чулки.
Затем, то же самое она делает и со своими трусиками.
Под платьем Камилла голая.
— Бл*дь, — повторяю я.
— Ты это уже говорил. — Она хватается за мою шею и впивается в мои губы поцелуем. Хорошо, это окончательно. В задницу клише. Это клише великолепно. Я усаживаю Камиллу на стол, и снова оказываюсь зажатым у неё между бёдер. Одной рукой блокирую ей затылок, прижимая её губы к своим. Другой рукой медленно провожу вниз.
— А чего хочешь ты? — спрашиваю я, но ответ получаю от своих пальцев; они исследуют, дразнят, вырывая у Камиллы пару приглушённых стонов, которые заставляют меня пульсировать от желания.
Я бы сказал, — вопрос скорее риторический.
Она хочет меня.
Чёрт, Камилла смущающее готова.
— И что? Чего ты хочешь? — нажимаю на неё. — Скажи-ка.
— Хочу сделать что-то глупое, а ты — самый глупый вариант в радиусе нескольких миль. Может быть, даже на весь континент.
Я улыбаюсь вблизи её губ со вкусом мяты и ванили.
— Я тоже очень хочу тебя.
Я помогаю ей подвинуть вперёд бёдра, но Камилла кладёт ладонь на мою расстёгнутую рубашку.
— Презерватив.
Правильно. Да, презерватив. Я отстраняюсь в направлении наплечной сумки для компьютера. Впервые, как вошёл в кабинет, я снова начинаю думать. Дерьмо. Я настолько оторвался от реальности, что не могу выдать даже две разумные мысли подряд.
Достаю пакетик из маленькой коробочки, засунутой во внутренний карман, и возвращаюсь к ней.
— Эта дверь стеклянная…
— Она тонированная. Никто нас не увидит.
Камилла быстро берёт пакетик из моих пальцев. Уверенно хватает меня и разворачивает презерватив по длине.
Это правда то, чего она хочет? Кто-то вроде неё? Ни тебе солнца-сердца-любви, ни прочей чепухи. Случайное событие, не имеющее никакого значения, и конец?
Может, и так, поскольку Камилла тянет меня за рубашку с явным нетерпением. Она овладевает моим ртом, борется с моим языком, который переплетается с её языком в танце, разрушающем все логические порывы. Я снова погружаюсь в её вкус. Мята, ваниль, она. И теряю рассудок.
Через мгновение я поднимаю бёдра Камиллы и погружаюсь в неё. Полностью, до основания. Даю ей пару секунд на адаптацию, хотя она так готова, что ей это не нужно, а затем начинаю двигаться.
И, господи, это фантастичное ощущение. Каждый толчок — это ускорение к небу. Приятно видеть, как она стонет. Здорово, что она называет меня по имени, будто я божество её вселенной. То, что Камилла держится за мой затылок и целует меня, следуя ритму моих толчков, делает всё более возбуждающим, острым. Незабываемым.
Потрясающе — видеть, как с каждой секундой ослабевает её защита, чувствовать, как Камилла расслабляется и тает в долгом перехватывающем дыхание оргазме. Она кончила. В моих объятиях. Со мной внутри.
И этого достаточно, чтобы спровоцировать и мой оргазм. Почти болезненный от того, насколько интенсивный. Он охватывает меня до кончиков пальцев на ногах. Я прислоняюсь лбом к её лбу, переводя дыхание, справляясь с колотящимся сердцем и последними волнами удовольствия, которое ещё полчаса назад казалось мне невозможным.
— Боже, — вздыхает она, отрываясь от моего плеча.
Я улыбаюсь, запыхавшись, но живой, как никогда.
— Согласен.
— Боже! — повторяет она. — Похоже на опьянение чистым блаженством и дистиллированным счастьем.
— Я бы сказал то же самое.
— Нет, правда! Лучшая идея года. Это того стоило. Всё стоило.
Ещё возбуждённый, я приподнимаю пальцами её подбородок. Щёки раскраснелись, губы опухли, глаза блестят благодаря оргазму. Чёрт, она великолепна.
— Когда мы сделаем это снова? — спрашиваю я, пересекаясь взглядом, полным радости и эндорфинов.
— …сделаем снова?
— Цитируя словарь, это означает повторение выполненного действия, которое оказалось чертовски приятным.
Внезапное молчание Камиллы, в то время как она продолжает удерживать свои бёдра раскрытыми и обхватывает ими мои, приводит меня к чувству обиды, но я решаю не обращать на это внимания. На самом деле, абсурдная гармония между нами завела в тупик и меня.
— Завтра я уезжаю, — продолжаю я. — Еду в Венецию и останусь там на праздники.
— Эм… счастливых праздников?
— Тебе не нужно желать мне этого сейчас. Ты скажешь мне об этом завтра, у окна моей спальни, когда будешь восторгаться закатом, спускающимся над крышами Венеции. Или на следующий день. Или на следующий день после этого.
Камилла, с распухшими от моих поцелуев губами и растрёпанными волосами, округляет глаза, словно я только что объявил, что уезжаю из страны, чтобы открыть смехотворный киоск на пляже Копакабана.
— Нет, окей, я, наверное, неправильно поняла, — наконец выдохнула она.
Я неявно попросил её приехать ко мне домой на рождественские праздники.
Событие, которое, по правде говоря, никогда не происходило раньше.
Ни с кем.
В груди что-то щемит.
— Ты всё прекрасно поняла.
— А-а-а, я имею в виду, не пойми меня неправильно, это было замечательно. Правда, очень хорошо. Хочу сказать, я долгое время не в деле, так что, возможно, моё мнение искажено, но, по шкале от одного до десяти, это на целых пятнадцать, может, даже шестнадцать. Думаю, если оглянуться назад, я могла бы дойти до восемнадцати…
Она милая, даже когда бредит.
— Я имею в виду, тебе не нужно метаться. Я понимаю, — это был единичный случай. Серьёзно, раз уж сама предложила это тебе. И было здорово! Поэтому самое лучшее, что можно сделать сейчас — не сожалеть, не раскаиваться и идти каждый своей дорогой.
Я открываю рот, но впервые за время бесконечной борьбы с тех пор, как знаю Камиллу, оказываюсь без готовой шутки.
Я на самом деле не знаю, что ответить.
Камилла не утруждает себя добавлением чего-либо ещё.
Опираясь руками о столешницу, она подталкивает себя, чтобы встать, и собирает вещи. Быстро надевает трусики, а затем сапоги. Хотя на улице около двух градусов тепла, Камилла почему-то держит чулки в руках, не надевая их.
Пока я натягиваю боксеры и застёгиваю брюки, хотя бы ради приличия, Камилла делает два оборота замка и возвращается, убирая запасной ключ обратно в горшок с искусственным растением на столе.
Она уже уходит, когда мой голос выходит из-под контроля.
— Значит, это «нет»?
Я проклинаю себя за вопрос, но в то же время могу только ждать её ответа, как нищий, умоляющий о несуществующей милости.
Рассматриваю её ладонь, обхватившую ручку, прямую спину, ниспадающие на ткань платья волосы, профиль лица, наклонённого к плечу. Я собираю её черты, все, до мельчайших, потому что в глубине души уже знаю, что она собирается сказать. И знаю, что Камилла права. Это произошло случайно и не должно было вообще существовать. Но случилось, и теперь этим нужно управлять, сдерживать, перенаправлять, чтобы события не пошли под откос больше, чем уже есть.
Камилла опускает ручку и, потянув на себя, открывает дверь.
Хаос вечеринки проникает в наш укромный кабинет. Громкая музыка, свет и весёлые крики разрушают тишину нашего пузыря.
Иллюзии пришёл конец.
— Счастливого Рождества, Эдоардо, — шепчет Камилла.
И исчезает в коридоре не оглядываясь.