Десять

Глава 7

Юля быстро вышла из дверей больницы. Щурясь на яркое весеннее солнце, глядя на голубизну неба из окон отделения, невозможно было предположить, что по сравнению с утром серьезно похолодало.

Впереди маячили выходные, на которые ей, против обыкновения, не выпало дежурств. Утром она уходила из дома в приподнятом настроении. Надела поверх платья из тонкого трикотажа всего лишь лёгкий плащ, проигнорировала головной убор.

Стоя в дверях, Симон ворчливо ругался, но Юля знала, теперь уже наверняка, что муж любуется ею. В плаще на десять сантиметров выше колена, дающем увидеть окружающим, насколько стройны ноги его жены. С распущенными локонами волос, продуманным макияжем — она была похожа скорее на модель из журнала мод, чем не на врача, спешащего на работу.

Всё же Симон нахмурился и сказал:

— Юль, погода изменчивая, возьми хотя бы свитер.

— Тепло же, — возразила она.

— Сейчас тепло, что к вечеру будет — неизвестно. Я не смогу тебя сегодня забрать.

— Сама доберусь, не волнуйся. Чем сейчас будешь заниматься? — она легко обняла Симона, оставила перламутровый след на его губах.

— Плиткой в основном. Сейчас Кима отвезу на занятия, потом тебя буду вспоминать, о тебе мечтать, ты такая была сегодня ночью, вау просто, Юль… — Он пробежался взглядом по фигуре Юли, красноречиво давая понять, что не против повторить это «вау» здесь и сейчас.

— П-ф-ф-ф, — только и ответила Юля. Она, конечно, была довольна комплиментом, и тоже была не против повторения. — Плиткой займись, надоело переступать через керамические завалы, — пошутила она, чмокнула Симона в нос, выбежала из дома по маленькой дорожке, мимо старого дачного домика родителей.

Теперь они жили в своем, пока недостроенном доме. Всё свободное время и деньги уходили на строительство. Буквально за год за стареньким домиком с облупившейся краской вырос красавец, с панорамными окнами и крышей из черепицы.

Провели коммуникации, первый этаж почти отделали, второй же — состоявший из одной большой комнаты, заморозили «до лучших времён». Симон сам, в любое свободное время, занимался строительством и благоустройством. Освоил мастерство плиточника, научился укладывать паркет. Получалось не с первого раза, иногда и вовсе приходилось выбрасывать купленный материал из-за того, что тот безнадежно испорчен, но сколько бы Юля не уговаривала нанять мастера, Симон лишь улыбался и повторял: «Это только одна ступенька».

Все те несколько месяцев, что прошли после поцелуя с Юрием Борисовичем, Юле казалось, она балансирует на одной ноге, стоя на тонком канате посредине пропасти.

Сначала она отмахнулась от произошедшего, списав на собственное убитое состояние, потом обвинила во всем его, как старшего, а значит — более опытного. После себя, ведь инициатива исходила от неё, а Юрий Борисович — все-таки человек, мужчина, которому не чужды мужские рефлексы и желания.

Новогодние праздники прошли шумно — в новом, пока недостроенном доме. Нашлось место и друзьям Симона из федерации, и Юлиным приятельницам, которых она, как исправная сваха, хотела свести с перспективными спортсменами. Изо всех сил она старалась не думать о Юрии Борисовиче, окунулась в домашние и праздничные хлопоты, лишь изредка проводила кончиком языка по губам, не вспоминая, а остро чувствуя вкус чужого мужчины.

Тогда она замирала, понимая, ощущая, как наяву, что было бы, прояви она инициативу. Или он. Старательно гасила вспышки воображения, зная, что ничего хорошего, прояви она инициативу на самом деле, не в воображении, не получилось бы. Да и думать о таком просто ненормально, ведь у Юли есть муж — Симон!

Муж, которого она любила всем сердцем, глядя на которого хотелось улыбаться. Муж, делающий ее счастливой, тот, кто день за днем дарил ей не только любовь, чувственное наслаждение, но и заботу, уверенность в завтрашнем дне. Повторял: «Просто ступенька» и доказывал собственным примером, что добиться можно всего на свете, стоит только захотеть и приложить усилия.

Переехали в новый, практически пустой дом. Относительно обустроенными были кухня, по настоянию Юли, комната Кима и комната Адель. Бабушка Симона отказалась переезжать к молодым. Поправив шляпку, она заявила: «Займусь, наконец, личной жизнью, найду себе импозантного старичка, отправимся с ним в мировое турне», и все же, комната для неё всегда была готова.

В их же спальне с Симоном стояла только широкая кровать, пока не находилось денег даже на шторы. Тени от деревьев, что падали сквозь панорамное окно, пугали Юлю. Она подолгу не могла заснуть, ворочалась с боку на бок, вдруг вспоминала, представляла себя с Юрием Борисовичем, в итоге засыпала лишь под утро.

На работу вставала с трудом, едва держалась на ногах от недосыпа, спотыкалась о бесконечные мешки со строительными смесями. Каким образом Симон вставал всегда раньше будильника, она не понимала, искренне завидовала его собранности. По утрам он был бодр, будил её щекоткой, уговорами, горячим, ароматным кофе, который приносил прямо в постель. Симон говорил, что возможно научиться программировать себя, — вставать на десять минут раньше будильника. Теория казалась глупостью, но Юля решила попробовать. Постепенно у неё стало получаться, более того, мысль о том, что придется проснуться раньше положенного времени настолько пугала, что она засыпала раньше, чем успевала подумать о Юрии Борисовиче, тем самым лишив себя не только тяжести внизу живота на ночь глядя, но и снов о нем. Как и любых других снов.

С самим Юрием Борисовичем они не виделись, такое случалось и раньше. Не так часто пересекаются детское отделение онкологии и гематологии и гинекология. Время очередного приёма Юля пропустила, Юрий Борисович тоже не позвонил, из чего можно было сделать вывод, что он избегает встречи.

Формальные поводы Юля находила легко, у нее были причины подняться в отделение своего отца, но, доехав на лифте третьего этажа, понимала — не сможет встретиться со слегка надменным, внушающим доверие взглядом. Она выходила в холле третьего этажа и медленным шагом возвращалась к себе.

Столкнулись они перед восьмым марта, на ежегодном обязательном мероприятии по поздравлению вышестоящим руководством простых смертных. Выходя из актового зала с дежурной коробкой конфет в руках, она невольно замедлила шаг, увидев впереди знакомый затылок.

Юля попыталась затеряться в мешанине белых халатов и смешков, но словно некто сверху вёл её, решив, что именно в этот день им необходимо встретиться лицом к лицу. Юля спешно поднялась на второй этаж, скользнув по лестнице, туда, где у них не была шанса столкнуться, и буквально упала в объятья Юрия Борисовича.

Казалось, дрожь, которая началась с кончиков пальцев, пробежала по всему напрягшемуся телу Юли, когда она застыла слишком близко для дружеских объятий с посторонним человеком, и все равно невероятно далёких от той близости, которую хотела Юля на самом деле. Она попыталась оттолкнуть Юрия Борисовича, жаль, что слишком неуверенно, словно просила о большем, а не отталкивала.

— Куда бежишь?

Странный вопрос, Юля не знала, как на него ответить.

— Пошли, — скомандовал Юрий Борисович.

Она не соображала, куда они идут: мимо кабинетов функциональной диагностики, рентгенологического отделения. Юрий Борисович деликатно приобнял Юлю, сохраняя дистанцию, не допускающую разнотолков, словно походя, по-дружески, немного покровительственно, как старший коллега младшего. Пока не оказались в тупике, куда не заходил никто, кроме уборщицы раз в сутки, а может и того реже, перед очередной комиссией или проверкой.

— Я должен извиниться, — без обиняков сказал Юрий Борисович.

— За что? — Юля терялась в словах, собственных чувствах, меняющихся столь стремительно, что кружилась голова. Не хотела говорить, думать, анализировать. Желала тепла тела Юрия Борисовича, его губ на своих губах…

— Я не должен был целовать тебя.

— Это я… — вздохнув, пролепетала Юля.

— Помню, что ты, но не списывай мое участие, хорошо?

— Хорошо…

Она не списывала, не приписывала, не удивлялась тону. Тонула в спокойном, уверенном взгляде, безотчетно желая одного — стать ближе хотя бы на долю мгновения.

— Юль, — выдохнул Юрий Борисович, будто с болью.

Юля прильнула ближе, ощутила сильные ладони на пояснице, дыхание у виска. Окунулась в щедро предоставленные объятья, руки, которые оберегали ее спину от холода стены, одновременно притягивали к мужскому телу — делали именно то, что ей было необходимо в те мгновения.

— Ты понимаешь, что делаешь, пупс? — спросил Юрий Борисович тихо, обреченно, и это вывело Юлю из гипноза, под который она попала благодаря его присутствию. — Похоже, не понимаешь… — Ему удавалось удержать её взгляд, несмотря на то, что. kt хотелось лишь одного: спрятать не только глаза, но и лицо. На его груди. Сейчас. Здесь. Немедленно.

— Будь на твоем месте любая другая женщина, я бы сказал, что она феерично включает идиотку, но не ты… не та хрустальная девочка, которую я знаю. Пупс, послушай меня, то, что происходит между тобой и мной — это очень сильно, с этим сложно бороться.

— С тобой? — Юля честно пыталась вслушаться, понять, о чем говорил Юрий Борисович, однако мысли разбредались, оставляя после себя шлейф из колких мурашек по всему телу.

— Ты не видишь? Не понимаешь? Да, со мной тоже. Это влечение, Юля, сильное влечение, самое сильное, что я испытывал в жизни. Скорей всего — самое сильное из того, с чем ты сталкивалась. Но мы не животные, поэтому просто не пойдем у него на поводу, хорошо?

— Влечение? — Она не понимала, что он говорил, видела только губы, двигающиеся и сухие. Гипнотический яд затопил тело, сознание, душу, проникал в самое сердце, заставляя ухать глухо, ритмично, быстро.

— Господи! Влечение. Я хочу тебя. Сильно! Мне ничего не стоит взять тебя прямо сейчас, ты согласишься, — отчеканил Юрий Борисович. — Что будет потом, Юля? У тебя получится с этим жить? Подумай! — Он легонько встряхнул Юлю. — Подумай, ты сможешь прийти сегодня вечером домой, смотреть в глаза Симону, улыбаться сыну? Это чертовски сложно, пупс, не начинай эту игру. Она не стоит свеч. Банальное влечение, которое должно пройти. Сейчас я отпущу тебя, повернусь, уйду, а ты постоишь немного, и отправишься домой, к мужу… Может быть, даже пофантазируешь немножко… — Он нагло подмигнул, глядя прямо во вспыхнувшее лицо Юли. — Все пройдет, закончится так же неожиданно, как началось.

— А ты? — для чего-то спросила Юля.

— Я взрослый мальчик, справлюсь. — Он окинул Юлю убийственно спокойным взглядом. На мгновение притянул к себе, она вцепилась в белый халат у него на пояснице, отказываясь отпускать, уткнулась в шею, вспоминая далекие, словно сон ощущения и запахи. — Тише… — прошептал он. — Всё, пупс, всё.

Расцепил Юлины руки, развернулся и ушел вдоль длинного, пустынного коридора.

Если они встречались — его взгляд был спокойным, дружелюбным, внушал доверие раз и навсегда. Юрий Борисович не избегал встречи, не проходил, торопясь, мимо, если коллеги что-то оживленно обсуждали, и в их числе была Юля. Мог спокойно сесть рядом в столовой за один стол с ней, вписаться в общий разговор.