Надежда все исправит
- Автор: Дарья Пасмур
- Жанр: Современные любовные романы
Читать книгу "Надежда все исправит"
Младшему ребенку Софы — сыну Славику — было три или четыре, я не особо следила за его взрослением. Но возраст старшей племянницы Стаси я знала хорошо, потому что в тот год, когда она родилась, я уехала из дома, и было это десять лет назад.
На мгновение меня унесло в воспоминания. Мне вот-вот исполнится восемнадцать, и я собираюсь сбежать в Москву тайно, ведь мама запретила мне покидать дом. Даже зная, как сильно я хочу стать известным дизайнером, мама решила поставить крест на моей карьере.
— Софа беременна, Надя, — сказала мне мама в тот день, когда я начала вслух говорить о желании перебраться в Москву для учебы, — Ты не можешь уехать. Тебе нужно работать, чтобы помогать сестре растить ребенка.
Весь мой мир тогда перевернулся с ног на голову. Глупая шестнадцатилетняя Софа залетела от еще более глупого мальчишки, след которого тут же простыл, а я должна за это поплатиться своими мечтами? Остаться в деревне и работать дояркой, чтобы покупать памперсы чужому ребенку? А я как же? Меня кто-то спросил?
Не дожидаясь, когда сестра разродится, я написала прощальное письмо и, прихватив все, что накопила, сбежала в Москву. Уже оттуда я скинула маме сообщение, что добралась хорошо и сняла комнату в коммуналке у женщины, которая до этого сдавала жилье моей деревенской знакомой.
Мы с мамой редко созванивались и вообще делали это только для того, чтобы убедиться, что мы живы и продолжаем как-то сводить концы с концами. Я не знала, как растет Софина дочка, а мама не знала, как я ночами работаю то посудомойкой, то уборщицей, пока днем учусь. Мама не знала, сколько счастья я испытала, когда смогла устроиться швеей в ателье, где после работы оставалась за машинкой создавать свою уникальную одежду. Мама не знает, как я смогла пробиться и стать личной помощницей дизайнера в Доме Моды, где познакомилась с Кристиной Бондюжкиной, которая с тех пор выросла до Крисси Бонд — известной во всем мире модели.
Мама не знает, как меня сбил на своем мерседесе очень богатый Антон Лаптев и этим перевернул всю мою жизнь. Мама не знает, что я живу в шикарных условиях и вот-вот выйду замуж.
И еще мама не знает, что волей гадюки Гелы я оказалась в Булкине, где в моем сердце впервые за долгие годы усердной работы появились давно забытые чувства — теплые, нежные. Мучительно нежные. Боже, еще никогда я не думала, что мой любимый цвет глаз — голубой. Как я не замечала раньше, каким красивым лицом обладают голубоглазые люди. Почему я вообще снова думаю о Коле? Каждую минуту с тех пор, как он усадил меня на свои колени и потребовал принять решение, я борюсь сама с собой. Одна половина утверждает, что я все сделала правильно, но вторая… Мечется и воет бурей от того, что я совершила, возможно, самую большую ошибку в своей жизни.
Мама ничего не знает.
— Привет, — тихо произнесла я, заглядывая на кухню, где мама склонилась над духовкой с противнем, полным пышащих жаром пирожков.
Мама обернулась на меня, и я не сдержала легкой улыбки, увидев ее светлые голубые глаза. Надо же, никогда раньше не замечала, что у нее именно такие глаза — бледно-голубые с более темной окантовкой по краю радужки.
— Привет, Надежда, — коротко ответила она и, поставив горячий противень на деревянную доску, отерла руки о фартук. — Есть будешь?
— Сначала схожу к деду, — я покачала головой, стараясь не поддаваться чарам ароматных пирожков.
— Возьми Софу с собой. На кладбище вход перенесли, сама не найдешь, — посоветовала мама, даже не интересуясь, как у меня дела. Я кивнула и вышла из кухни.
Пока мы с сестрой шлепали по дороге, занесенной первым снегом, я мысленно благодарила Софу за то, что она отказалась меня сопровождать, если я не переодену ботильоны на более удобные утепленные резиновые сапоги. На каблуках здесь я не прошла бы. И в самом деле, как же, оказывается, хорош Булкин, если сравнивать его с деревней, а не с Москвой.
— Ты все еще одна? — спросила Софа, сбавляя темп и ровняясь со мной.
— Нет, — ответила я, подумав об Антоне.
— Влюблена?
— Не знаю, — после этого вопроса в голове всплыл образ улыбчивого физрука, и я раздраженно тряхнула головой.
— Как это? Разве не ты в детстве мечтала замуж по любви? — сестра усмехнулась, — Желательно за Леонардо Ди Каприо.
— А ты мечтала растить двоих детей в одиночку? — огрызнулась я, останавливаясь.
Софа поджала губы и посмотрела на меня разочарованно.
— Вообще-то у меня Паша есть. Он на вахте в Норильске.
Паша — это отец ее второго ребенка. Я резко выдохнула, и из моего рта вырвалось облачко пара. Сестра просто подшучивала надо мной, а я сорвалась и нагрубила.
— Прости, не знаю, что на меня нашло, — я отвела взгляд, и сестра, пожав плечами, ответила:
— Ты всегда была такая.
— Какая? — я нахмурилась, ожидая нелестной характеристики.
— Жесткая, — коротко произнесла Софа, — Я в детстве обижалась. Думала, что ты меня ненавидишь. А потом поняла, что ты просто копируешь маму.
Софа замолчала, засмотревшись на очертания церкви, едва виднеющейся за падающим снегом. И я молчала тоже, осознавая, что сестра сейчас произнесла то, что я никак не могла понять в себе все эти годы — я веду себя как мама.
Я всегда винила ее за строгость и равнодушие, но я сама всем своим видом отталкиваю тех, кто ко мне тянется. Я делаю больно. Но хочу ли я этого внутри?
— Я никогда не испытывала ненависти к тебе, — призналась я, не глядя на сестру.
Мне нравилось возиться с маленькой Софочкой. Нравилось шить одежки ее куклам из тряпья, которое отдавала нам мама. Нравилось учить ее кататься на велосипеде, чтобы вдвоем ездить к дедушке на другой конец деревни.
Мы обе росли без отцов. Мой умер, когда я еще не родилась. Отец Софы жил с нами какое-то время, а потом ушел за бутылкой и больше не вернулся. Мама говорила, что соседи видели, как он уезжает. А мы только радовались, что он уехал и молились, чтобы он не возвращался. Без него у мамы было меньше синяков и чаще случалось хорошее настроение.
Уже позже мы узнали, что отчим уехал, потому что по пути в магазинчик столкнулся с нашим дедушкой Львом Валенкиным — известным в районе кузнецом. Дед был тот еще кремень и, увидев, что мамин забулдыга пошел за очередной порцией водки, стал читать нотации и угрожать расправой за то, что отчим поколачивал маму. И тот не сдержался и ударил деда. А потом еще несколько раз, пока старик не упал.
Дед не поднялся.
С тех пор я стала ненавидеть это место гораздо больше.
— Мама любит тебя. И она очень беспокоится. Постарайся быть помягче, — произнесла сестра, все еще любуясь местностью.
— Она не простила меня за то, что я уехала тогда.
— Это ты не простила ее, — возразила Софа, — Все еще думаешь, что она хотела повесить на тебя мою Стасю?
Я промолчала, подтверждая догадки сестры.
— Мама просто боялась тебя отпускать. Одну в Москву. Она не хотела, чтобы тебе там было тяжело. Ей было бы спокойнее, если бы ты была рядом, — ровным тоном поведала Софа, — А Стасю мы сами подняли. Да, мама много работала. Потом и я много работала. Но нам не нужны были деньги, Надь. Нам хватило бы твоей поддержки.
В голосе Софы ясно слышался укор за то, что все эти десять лет я сознательно отдалялась от семьи, не желая иметь с ними ничего общего. И только сейчас, стоя рядом с девчонкой, с которой мы устраивали импровизированные концерты с хитами Бритни Спирс, я ощутила, как много я потеряла. Как много я не позволяла себе прочувствовать. Я отталкивала абсолютно все чувства: жалость, разочарование, страх, ненависть, прощение, нежность и даже любовь. Я так хотела верить в то, что не нужна маме. Ведь так было легче мне самой.
— Прости меня, — шепнула я и расплакалась, даже не ругая себя за то, что слишком часто плачу в последнее время.
Софа пустила слезу следом за мной. Усмехнувшись сквозь слезы, она притянула меня к себе за пояс пальто и крепко обняла. В этот момент я поняла, как устала быть все время собранной, закрытой, жесткой. И как хорошо иногда просто поплакать на родном плече.
***
Я провела дома пару дней. Мне не все давалось легко. Я все еще много хмурилась и фырчала, но мамин взгляд — полный нежности и благодарности — только подтверждал слова сестры. Я правда нужна была им обеим. И, хоть мама и оставалась строгой и немногословной, ее глаза показывали сокрытое внутри.
Много раз блуждая вокруг да около, я пыталась рассказать о том, что происходит в моей жизни, но язык не поворачивался сообщить о предстоящей свадьбе с Антоном, будто я вдруг начала сомневаться. Будто мое желание стать его женой теряло силу.
Перед самым отъездом Софа нашла мой старый клад — коробку из-под зимних сапог, перемотанную скотчем.
— Я ее не вскрывала, — честно призналась сестра, и я ей поверила.
Поставила коробку на колени и, срезав скотч, открыла крышку. В коробке лежали всякие мелочи: тетрадки, диск Бритни Спирс, который я в свое время заслушала до дыр, фенечки из ниток, дедушкина фотография, ярко-розовый пушистый дневник, в который я вписывала свои секреты. В то время я доверяла хотя бы дневнику.
— Я заберу это с собой, — я с улыбкой прижала дневник к груди, и тут из него прямо на мои колени выпал старый снимок, на котором был запечатлен мой отец. Высокий красивый мужчина с темными глазами. Такими же — коричнево-каштановыми, как и у меня.
— Вот сволочь, — пробормотала сестра, увидев фотографию.
— Это мой отец, имей уважение, — на полном серьезе попросила я, — Чем он вообще тебе насолил? Он умер, когда тебя и в помине не было.
Глаза сестры расшились. Неопределенно охнув, она отвернулась.
— Эй, — я ткнула ее в плечо, заставляя снова посмотреть на меня.
— Значит мама тебе не сказала?
— Что не сказала?
— Я тоже думала, что твой папаша умер, — загадочно произнесла Софа, — Пока не увидела его по телевизору лет пять назад.
У меня в горле мгновенно пересохло настолько, что я не смогла назвать сестру дурочкой и послать ее куда подальше. Тут из кухни выглянула мама и смерила нас обеих долгим тяжелым взглядом, с какого обычно начинаются все серьезные разговоры.
— Мама? Папа жив? — шепотом спросила я, уже догадываясь, что она ответит.
Мой папа жив.
Декабрь