Lа Сucinа = Кухня
- Автор: Лили Прайор
- Жанр: Современные любовные романы / Зарубежная литература о любви
- Дата выхода: 2004
Читать книгу "Lа Сucinа = Кухня"
Глава 2
Я взглянула в глаза иностранца. Они были цвета океана — скорее бирюзовые, чем синие, — и блестели, как солнечные блики на воде. Никогда не встречала глаз обманчивее. Я сразу поняла, что должна быть очень осторожной.
Помнится, у него тогда были маленькие усики, прикрывавшие верхнюю губу; разговаривая, он показывал плохие зубы.
Нос у него был торчком, каштановые волосы ухоженные, но немного тонковаты. Я представила себе, как эти шелковистые волосы нежно касаются моей обнаженной плоти, скользят по позвоночнику и по ложбинке между грудями. Может, это было предчувствие? Я поежилась.
На иностранце был легкий льняной костюм и дорогущие коричневые ботинки, гладкие и блестящие, как тающее мороженое. От него божественно пахло шикарным одеколоном и бренди. Во мне зашевелились какие-то странные чувства.
Он сразу же одержал надо мной победу, Одним-единственным завораживающим взглядом. Он хорошо знал женщин и по привычке делил их на типы. Позже он признался, что мой убогий внешний вид не скрыл от него глубокую и чувственную натуру. Может быть, слегка пересохшую, как русло реки весной, но не безнадежную.
— С добрым утром, синьорина, — произнес он на безукоризненном итальянском с легким английским акцентом. — Мне сказали, что вы — хранительница рукописей.
— Да, синьор.
— Позвольте представиться. Рэндольф Хант. Я ученый, синьорина, и пишу книгу о кулинарных традициях разных областей вашего прекрасного острова. В настоящее время я изучаю вопрос о том, как повлияли на сицилийскую кухню греки, финикийцы, римляне, арабы и норманны. В ваших архивах наверняка есть древние рукописи Митека, Архестрата, Дионисия и других авторов, в которых описывается история итальянской кухни, начиная с пятого века до нашей эры.
— Да, синьор. Национальная библиотека гордится тем, что в ее фондах есть все эти труды, и не только они. У нас очень редкая и полная коллекция.
— Можно мне их посмотреть, синьорина? Они очень пригодятся в моей работе.
— У вас есть разрешение?
— Разрешение?
— Да, синьор. Разрешение от Департамента истории культуры.
— Мне о нем никто не сказал.
— Если у вас нет соответствующего разрешения, синьор, я боюсь, что не смогу вам помочь, — сказала я и повернулась, собираясь спуститься обратно в цоколь.
— А как мне его получить, синьорина?
— Обращайтесь в министерство, синьор. Всего доброго.
— До свидания, синьорина. Спасибо за помощь.
Иностранец бросил на меня прощальный взгляд, от которого я вся покрылась испариной, и повернулся, чтобы уйти. Но, не дойдя до входной двери-вертушки, он вернулся.
— Синьорина!
— Да, синьор?
— Вы даже представить себе не можете, как бы мне хотелось немедленно заняться с вами любовью.
Я вспыхнула и под хохот Констанцы буквально скатилась в цоколь по винтовой лестнице. Никому на свете — ни сослуживцам, ни вахтеру, ни студентам университета, ни постоянным читателям, даже почтальону и молочнику — она не рассказала о пикантной сцене, разыгравшейся между синьориной Фьоре и бесстыжим иностранцем.
В ту ночь я никак не могла уснуть, что случалось со мной крайне редко. В три часа я уже была на своей маленькой кухне — готовила formaggio all’ Argenttera.
Я обжарила с чесноком кусочки сыра качка-вал, пока они не расплавились, потом залила виноградным уксусом, добавила свежий орегано и выложила их на тоненькие ломтики деревенского хлеба. От великолепного запаха плавленого сыра с чесноком проснулись все жильцы. Дети заплакали от воображаемого чувства голода, собаки завыли, мужья потребовали от жен немедленно приготовить им то же самое и пугали тем, что сейчас же уйдут ко мне. В ответ жены прокляли меня вместе с моим кулинарным искусством и потребовали не мешать им спать.
Мой попугай Челесте был страшно недоволен тем, что его не вовремя побеспокоили, и выразил свое возмущение серией приглушенных кудахтаний, криков и скрипов, раздававшихся из накрытой платком клетки.
Косая бакалейщица и ее муж, оба старше ста лет, не были разбужены этой какофонией, потому что, на мое счастье, не спали. Последние восемьдесят лет они по вторникам занимались любовью, и тот вторник не был исключением.
Опустив зубы в стакан, рядом с мужниными, Бабуля Фролла сказала:
— Можешь быть уверен, bello, наша Роза что-то замышляет, потому что за двадцать пять лет, прошедшие со дня ее приезда, она ни разу не испытывала потребности срочно, в три часа ночи, приготовить formaggio all’Argentíera.
Прежде чем забыться сладким послеоргазменным сном, милая старушка отметила про себя, что прямо с утра нужно прояснить причину моих страданий.
Но мне не помогла даже готовка. Я снова улеглась в постель, снова вертелась и ворочалась, в который раз вспоминая сцену между мной и Англичанином. Щеки продолжали пылать. Я вся горела, и даже холодный апрельский воздух не остудил мой жар, когда я распахнула окно.
Наконец, уже на рассвете, сон все-таки сморил меня, и мне снились прелюбопытные сны, от которых я проснулась в поту, изможденная и задыхающаяся.
В первом сне я, как обычно, перед работой отоваривалась на рынке, но была абсолютно голой. Продавцы отпускали в мой адрес непристойные замечания, домохозяйки хихикали. Напрасно пыталась я прикрыться корзиной с покупками, когда бежала с пьяцца Сан-Доменико по виа Бандьера.
Булыжники на каждом шагу впивались мне в ноги, мое пышное тело колыхалось и ходило ходуном.
В конце виа Бандьера стоял какой-то человек. Когда, задыхаясь и спотыкаясь, я подошла ближе, оказалось, что это Англичанин. Он впился в меня своим насквозь пронизывающим взглядом, и как я ни старалась оторвать от булыжников свои босые ноги — они словно вросли в мостовую. Я стояла как статуя, и Англичанин подошел ко мне. Подошел так близко, что я чувствовала его запах: едва уловимый, но неотразимый аромат мужчины.
Англичанин стоял так близко, что прикасался к моей груди. Воздух, заполнявший небольшой зазор между тем местом, где кончалась я и начинался он, казался колючим и потрескивающим.
Я помню, как изо всех сил боролась со сном, пытаясь проснуться от ночного кошмара, словно мумия, рвущаяся из бинтов. Наконец мне удалось открыть глаза. Вообразите мой ужас, когда я увидела, что в ногах моей кровати стоит совершенно голый Англичанин.
Крик застрял у меня в горле. Тишина заполнила весь мир размером с комнату. Англичанин очень аристократично шмыгнул носом, под вздернутой верхней губой блеснули в полутьме его желтоватые зубы.
Он приподнял покрывало на моих ногах и нырнул под него. Кровать вдруг словно раздвинулась и стала длиной с улицу. Я наблюдала за холмиком, который был Англичанином и подползал под покрывалом все ближе и ближе.
Он приближался медленно, но верно, не останавливаясь, по самой середине кровати.
Блестящее покрывало то приподнималось, то опадало.
Мои глаза следили за этим движением. Мне даже хотелось, чтобы все произошло, и исчезли страх и напряжение.
Оно приближалось, медленно и неотвратимо, и я могла только ждать. Мне приходилось силой заставлять себя дышать.
Наконец он добрался до моих ног. Его рот (а это безусловно был рот, влажный и теплый) накрыл собой один из моих пальцев и стал его сосать. Что-то похожее на стрелу арбалета пролетело по венам на моих ногах и взорвалось, рассыпавшись звездным дождем в области ягодиц.
Рот продолжал работать, поигрывая языком между моими пальцами, в самых нежных местах, и переключаясь на соседние пальцы.
Потом язык скользнул по подошвам ног, словно не мог выбрать между правой и левой, а я корчилась от щекотки и тщетно пыталась увернуться.
Потом ко мне прикоснулись руки. Прохладные и сухие. Небольшие и с маникюром.
Они ритмично гладили мои ступни, после чего стали пробираться дальше, по лодыжкам — к икрам, и их прикосновения были такими нежными, что я невольно замурлыкала, как крупная кошка.
Руки поласкали мои колени, отправились дальше — к внутренней стороне бедер, задрали ночную рубашку и раздвинули мои ноги. Я едва дышала. Руки обволакивали мои бедра, словно легкий ветерок, словно желтковый мусс.
Затем в работу включились пальцы. Я чувствовала, что именно кончик пальца проходится вверх-вниз по моим бедрам, потому что он щекотал меня ногтем. Но к этому моменту я уже утеряла всякое желание сопротивляться. Мне хотелось лишь одного: чтобы эта пытка никогда не кончалась.
Нежные пальцы уже добрались до секретного местечка у меня между ног, раздвинули шелковистые волосики и поглаживали складки плоти. Я стонала тем громче, чем энергичнее, нежнее и настойчивее давили, ощупывали и массировали пальцы. Стоны все нарастали, пока не заполнили все квартиры, второй раз за ночь разбудив жильцов.
Вдруг раздался безжалостный стук в дверь. Он ворвался в мой волшебный сон и выдернул меня из него, чего мне вовсе не хотелось.
Попугай ответил на этот стук гениальной имитацией собачьего лая.
В дверях стояла тщедушная бакалейщица Бабуля Фролла в халате на голое тело. Ее руки были сложены на груди, а единственный зрячий глаз возбужденно горел.
— Скажи, Роза, — прошепелявили ее десны, поскольку она не успела водрузить на место зубы, — во имя Пресвятой Девы Марии, защитницы спящих невинных душ, что здесь сегодня творится?
Снова очутившись в своей постели, я безуспешно пыталась вернуться в сон, но он, увы, рассеялся.