Обстоятельство

Глава первая

«И кюхельбекерно, и тошно»

Антону снилось, будто он едет вдоль изумрудного Средиземного моря, управляя красной, словно знаменитые сицилийские апельсины, Ferrari 250 GTO 1962 года выпуска, на которой в далеком шестьдесят третьем француз Жан Гуичет выиграл Tour de France. Заднеприводная машина оборудована трехлитровым мотором мощностью двести девяносто лошадиных сил, при этом максимальная скорость составляет двести восемьдесят километров в час… Антон уже почти видел заветную цифру на спидометре автомобиля своей мечты, как был нагло прерван звонком в дверь.

Сын пожаловал.

Только его отпрыск обладал столь незавидным терпением, что начинал стучать кулаками, а порой и носками извечных кроссовок по дверному полотну едва ли не в ту же секунду, как нажимал на кнопку звонка.

— Тёмка, привет. — Антон поздоровался с сыном, пожав тому ладонь. Время телячьих нежностей закончилось. Тринадцать лет, как-никак. — Ты откуда и куда?

— Я со школы, бать. К тебе ненадолго, потом домой. Сегодня же не пятница. У тебя пожрать найдется?

— Во-первых, из школы, двоечник. А во-вторых, посмотри в холодильнике, кажется, я вчера не всю пиццу доел. — Антон, шаркая тапочками, направился в ванную, чтобы окончательно проснуться и на время распрощаться с грезами об алой красотке.

— Ну, какие новости, что в школе? — Мужчина насыпал в турку ложку молотого кофе, залил кипятком и поставил кофейную смесь на огонь. Артём в это время тщательно пережевывал кусок подсохшего теста, попутно выковыривая попадающиеся оливки. В Варьку пошел. Та тоже их ненавидела.

— Тебя вызывают.

— Что снова натворил?

— Не, пока ничего. — Его сын улыбнулся, обнажая чуть кривоватые зубы. Ну и чего Варька переполошилась? Брекеты, брекеты…И так сойдет. Надевать подростку в разгар полового созревания железки на зубы — явно не лучшее решение. Тогда разговор о презервативах можно и не начинать. Необходимость в последних отпадет сама собой.

— Нам тесты проводили на профориентацию, а в пятницу классный час седьмым уроком присобачили. От каждой особи по одному родителю с рассказом о своей профессии.

— Хм, и о чем же я рассказывать там буду? Как машины чинить? Ну, парням, может, еще и зайдет, а девочки точно от скуки зевать начнут. — Антон положительно не собирался переться в школу к сыну, где его эта Антонина…Алевтина…Нафталина Георгиевна снова начнет приставать к нему с непонятными, отдающими совращением несовершеннолетних намеками. Он от нее в прошлый раз едва ноги унес, за что, правда, потом кошельком поплатился. Вместо десяти тысяч за разбитое сыном окно пришлось платить двадцать…Ладно, спасибо, Господи, что взял деньгами. Натурой он пока расплачиваться был не готов.

— Во-первых, бать, ты ж не простой механик. У тебя сеть своя автомастерских. Расскажешь, как в себе развить предпринимательскую жилку. А вообще, мне мама говорила, что у тебя диплом филолога. Можешь нам лекцию какую зачитать. Наша Георгиевна тебя еще больше зауважает.

«Свят-свят», — подумал Антон, точным движением переливая кофе в кружку. «Куда еще больше».

— С каких это пор папа-филолог — это престижно? — Мужчина ухмыльнулся.

— Ну, эт ты зря. Павел Воля, вон, тоже филолог по образованию, и ничего, поднялся. Вы, кстати, с ним не в одном месте учились?

Иногда выверты Артёма ставили его отца в тупик.

— Нет, Тёма, к твоему сожалению, не в одном.

— Ладно, немного и приврать можно, потом разберемся. Так ты придешь?

Артём просительно уставился на отца. Над губой, где совсем скоро появятся усы, сейчас рисовалась красная полоса кетчупа.

— Кекчуп вытри, тяпа-растяпа. — Их с Варькой сын лет до десяти не мог произнести простое в общем-то слово правильно. Что и послужило причиной родительских издевательств. — А что мама, не может? Она всё-таки банковский начальник, а банковская сфера у абитуриентов всегда в почете.

— Аби…кто?

— Абитуриенты — это выпускники школ, которые собираются поступать в университет. Книжки, Тёма, читать нужно, а не в стрелялки свои рубиться. — Антон читал положенную случаю родительскую нотацию, а сам думал: «Вспомни себя, Антон Павлович, вспомнил? Много ты книжек в тринадцать читал? То-то и оно».

— Па, давай ты мне потом мозги вправишь, а? У нас с тобой серьезные проблемы намечаются.

— Да? Ну-ка, ну-ка. Это что ж за проблемы такие? Мать сигареты в кармане обнаружила и пошла искать воображаемый дедов ремень? — Антон в этот момент отрезал себе огромный ломоть колбасы на бутерброд. Жаль майонез кончился еще вчера.

— Ты б присел, что ли, пап.

Антон отложил в сторону нож и обернулся. Не понравились ему серьезные интонации в голосе сына.

— Говори.

— Наша мама, — сын специально голосом выделил Варькину принадлежность, — собралась замуж. Как ты понимаешь, не за тебя. В пятницу она с жонихом, — Тёмка скривился, — идет на свидание. А в субботу — уезжает то ли в Лондон, то ли еще куда, я не понял, знакомиться с его родителями. То есть времени у нас катастрофически мало. Но, скажи спасибо, что у тебя такой замечательный сын. У меня есть план!

— Подожди, Тёмка, не тарахти. Какой Лондон, какая свадьба? А как же ее работа?

— Я с тебя не могу, пап. Тебя сейчас больше всего волнует мамина работа? Отпуск она взяла, отпуск.

— Раз отпуск — дело дрянь. — Подытожил Антон. Сын с важным видом кивнул, выражая солидарность.

— Так а что мы можем сделать, Тём? Мама этого человека, судя по всему, любит, раз замуж за него собирается. Я могу только пожелать ей счастья. — Пожелание из уст Антона слышалось скорее обещанием. Выдергать ноги недомерку, посмевшему положить глаз на их с сыном Варежку.

— Бать, что за настрой, я не понимаю. А где же «Боеголовки к бою! За Родину, за Сталина?» Ты маму любишь вообще?

Антон устало потер глаза.

— Люблю, конечно. Она ведь твоя мама.

— Слышал я уже эту песню. А если бы меня не было? Просто так любишь?

— Люблю. — Антон пристально смотрел в глаза сына. В Варькины глаза.

— Ну! А я о чем! Мама этого хмыря не любит, точно тебе говорю. Это ее бабка Люда запилила. Валера хороший, Валера надежный… В гробу мы таких надежных видали.

— Не бабка, а бабушка. И что за жаргон, Артемий?

— Говоришь, как Георгиевна. Та таким же тоном мне каждый урок заявляет: «По тебе, Артемий, плачет исправительная колония».

— А ты что? — Невпопад спросил Антон.

— А я ей: «Только после Вас, уважаемая учительница».

В обычной ситуации Антон бы повалился со смеху, но ситуация была необычной. Не смеялось ему. И кюхельбекерно, и тошно — внезапно вспомнился почему-то Александр-свет наш-Пушкин.

— Па, — сын хлопнул его по плечу с наколотым в далекой молодости парусом. — Да ты не расстраивайся, говорю же: план у меня.

— И что же ты придумал, друг мой сердечный?

Сын хитро улыбнулся, как бывало всегда, когда он задумывал какую-нибудь пакость.

— Мы ее похитим.