Последний бой майора Петтигрю

Глава 19

Сначала ему показалось, что их нет дома. В окне светилась единственная лампа — многие так поступают, когда уходят из дома, чтобы отпугнуть грабителей и не спотыкаться в темноте по возвращении. В прихожей и спальне было темно, и не слышалось ни музыки, ни бормотания телевизора.

Все же майор постучал и с удивлением услышал скрип стола и звук шагов. Заскрежетал замок, дверь открылась, и он увидел Сэнди: она была в джинсах и белом свитере, а в руках сжимала держатель для скотча. Выглядела она бледной и несчастной, на лице не было ни грамма косметики, а прядки волос выбивались из-под повязанной на голову косынки.

— Не стреляйте, — сказал он, приподняв руки.

— Извините. Входите, — пригласила она, положила скотч на пристенный столик и впустила его в тепло дома. — Роджер не сказал, что вы зайдете.

Она обняла его, что было неожиданно, но отнюдь не неприятно.

— Он не знал, — ответил майор и повесил пальто на крючок, вырезанный из кости какого-то животного. — Я просто ходил по магазинам и подумал, что надо бы занести вам подарки и пожелать вам хорошего сочельника.

— Его нет, — сказала она. — Но мы с вами можем выпить.

— Я бы не отказался от хереса, — ответил он и вошел в скудно обставленную гостиную, где замер, глядя на гигантский черный ершик, который, видимо, символизировал рождественскую елку.

Ершик достигал потолка и был украшен исключительно серебряными шарами разных размеров. Кончики его многочисленных ветвей светились синим светом.

— Бог ты мой, это что, Рождество в Аиде? — спросил он.

— Это выбрал Роджер. Считается, что это очень шикарно, — пояснила Сэнди, пытаясь справиться с пультом от электрокамина. В белых камешках вспыхнули языки пламени. — Я хотела, чтобы тут все было более традиционно, но эта штука обошлась нам в целое состояние, а к следующему году она уже выйдет из моды, поэтому я сунула ее в машину и привезла сюда.

— Обычно я только приветствую экономию, — с сомнением сказал майор, глядя, как Сэнди наливает ему херес.

Она положила в стакан столько льда, что необходимо было либо пить залпом, либо смириться с изрядным количеством воды.

— Согласна, это какой-то кошмар.

— Может, весной вам удастся сдавать его напрокат для прочистки труб?

— Простите, что мы не пригласили вас раньше. Она указала ему на белую кожаную тахту с низкой спинкой и без подлокотников, напоминавшую банкетку в дамском обувном магазине.

— Роджер хотел все обставить прежде, чем приглашать гостей, а потом мы погрязли в череде банковских приемов и тому подобных мероприятий.

Она говорила тихо и монотонно, и майор забеспокоился, хорошо ли она себя чувствует и в силе ли их планы на рождественский ужин. Она налила себе бокал красного вина и свернулась калачиком на металлическом шезлонге, покрытом чем-то, напоминающим лошадиную шкуру. Она повела рукой вокруг, и майор попытался охватить единым взглядом стриженый белый мех ковра, стеклянный журнальный столик и цветные пластины торшера, сверкавшие, словно временный светофор.

— Чем меньше вещей, тем меньше приходится смахивать пыль, — заметил он. — Пол выглядит очень чистым.

— Мы сняли семь слоев линолеума и столько лака, что я боялась, что мы вот-вот докопаемся до земли, — сказала она, глядя на бледно-медовые доски пола. — Подрядчик говорит, что теперь они нам долго прослужат.

— Сколько усилий ради съемного дома.

Майор хотел сказать ей что-нибудь приятное и разозлился на себя, услышав, что снова заговорил все тем же осуждающим тоном.

— Я хотел сказать, надеюсь, вам удастся его купить.

— Поначалу мы так и планировали, — сказала она. — Теперь, наверное, Роджер попробует купить его и тут же перепродать.

— Что-что?

К его удивлению, она расплакалась. Слезы тихо бежали по ее щекам. Прикрыв лицо рукой, она отвернулась к огню. Она сидела неподвижно, только покачивалось вино в бокале, который она продолжала держать в другой руке. Ее сгорбленные плечи, острые ключицы наполовину в тени — все выражало отчаяние. Майор проглотил свой херес и, прежде чем заговорить, осторожно поставил бокал на столик.

— Что-то случилось, — сказал он. — Где Роджер?

— На вечеринке у лорда Дагенхэма, — ответила она коротко и горько. — Я сказала ему, чтобы шел, если хочет. Он и ушел.

Ерзая на неудобной тахте, майор размышлял над услышанным. Никогда не стоит вмешиваться в домашние ссоры: сначала вас перетягивают на одну из сторон, а потом пара мирится и обращается против того, кто осмелился высказывать критические замечания. Однако он опасался, что его сын что-то натворил, раз уж такая хладнокровная женщина стала вдруг такой хрупкой.

— Чем я могу вам помочь? — спросил он, протянув ей чистый носовой платок. — Вам принести воды?

— Спасибо, — она взяла платок и принялась медленно вытирать лицо. — Дайте мне минутку. Простите, что веду себя так глупо.

Когда он вернулся из кухни, оформленной в сельско-космическом духе — деревянные шкафы словно парили в воздухе, — она уже взяла себя в руки, хотя и выглядела напряженной. Она пила воду так жадно, словно уже давно хотела пить.

— Теперь легче? — спросил он.

— Да, спасибо. Простите, что поставила вас в такое положение. Обещаю, не буду рассказывать о проблемах вашего сына.

— Что бы он ни сделал, я уверен, он извинится, — сказал майор. — Сейчас же сочельник.

— Это теперь неважно. Когда он вернется, я уже уеду, — сказала она. — Я как раз упаковывала свои вещи, чтобы он мне их потом выслал.

— Вы уезжаете? — спросил он.

— Сейчас я еду в Лондон, а завтра улетаю домой, в Штаты.

— Но как же так, сейчас же Рождество.

Она улыбнулась, и он увидел, что у нее потекла подводка. Видимо, на его платке остались следы.

— Странно, не правда ли, как люди тянут время до окончания праздников, — сказала она. — За праздничным столом будет пустое место, дети расстроятся. Не бросай его под Новый год, а то не с кем будет поцеловаться в полночь.

— Одному на Рождество тяжело, — сказал майор. — Может быть, получится все уладить?

— Не так уж и тяжело, — ответила она, и по ее лицу он понял, что это будет не первое одинокое Рождество. — Всегда есть великолепные вечеринки, куда можно пойти, чтобы повращаться среди великолепных людей.

— Я думал, что вы были… привязаны друг к другу, — сказал он, избегая напрямую упоминать любовь и брак.

— Это так.

Она окинула взглядом — не стильную обстановку, но тяжелые балки, гладкий пол и старые ставни на кухне.

— Я просто забыла, зачем это все затевалось, и немножко увлеклась этим местом. — Она отвернулась, и ее голос задрожал. — Вы себе не представляете, майор, как тяжело бывает иногда не отставать от мира, не отставать от самих себя. Я просто позволила себе представить, что могу ненадолго выйти из игры.

Она снова вытерла глаза, встала и одернула свитер.

— Дом в деревне — это опасная мечта, майор. Теперь, если вы не возражаете, я бы хотела дособирать вещи.

— Я могу чем-нибудь помочь? — спросил майор. — Может быть, привезти его сюда? Мой сын во многих отношениях идиот, но я знаю, что вы ему нужны, и если вы забудете о нем, нам придется забыть о вас, и все мы трое только проиграем.

Он чувствовал, словно его оставляют на пристани, в то время как все вокруг отправляются в путешествия. Это было не чувство потери, а обида на несправедливость того, что ему вечно приходится оставаться.

— Нет, не надо, — сказала она. — Все решено. Нам обоим надо вернуться к своей обычной жизни.

Она протянула ему руку и поцеловала его в обе щеки. Ее ладонь была холодной, а лицо — влажным.

— Если я успею на пересадку в Нью-Йорке, то, может быть, смогу на несколько дней присоединиться к нашим русским друзьям в Лас-Вегасе. По-моему, пора перенести центр мировой моды в Москву. Вы так не считаете?

Она рассмеялась, и майор понял: она надеется, что свежий макияж, новый наряд, суета стюардесс в салоне первого класса помогут ей забыть про рану в сердце.

— Я завидую вашей молодости, — сказал он. — Надеюсь, вы когда-нибудь обретете свое счастье.

— Надеюсь, вы обретете кого-нибудь, кто приготовит вам индейку, — сказала она. — Вы же знаете, что на Роджера нельзя полагаться.

В Рождество майор проснулся с ощущением, что сегодня барометр настроения упадет необычайно низко. Выбравшись из постели, он подошел к окну и прислонился лбом к холодному стеклу, глядя на мрачную морось. В поле уже выкопали ямы, а рядом с его изгородью — словно в надежде укрыться от ветра — стояла огромная буровая установка с длинной стрелой, видимо, предназначенной для того, чтобы брать пробы почвы. Ветви деревьев поникли под непрерывным дождем, между плит дорожки текла грязь, как будто земля вдруг начала таять. Ничто в окружающем пейзаже не предполагало, что наступил день рождения того, кто открыл миру новый путь к Богу.

Все утро майора терзал вопрос, когда лучше позвонить Роджеру. Медлить было нельзя, но кому достанет храбрости пробудить ото сна пьяницу и напомнить ему, что, несмотря на похмельные муки и страдания по ушедшей любви, духовку для индейки надо разогреть до двухсот градусов по Цельсию и не пересушить потрошки? Его подмывало вообще не звонить сыну, но ему не хотелось, чтобы Роджер опозорился перед Грейс. Кроме того, он надеялся получить свой рождественский ужин. Ситуацию осложняло то, что он не имел представления, птицу какого размера купили Роджер и Сэнди. Рискнув предположить, что они бы вряд ли взяли индейку больше пятнадцати фунтов, он дотянул до последнего момента и начал набирать номер только в половину девятого. Ему пришлось дважды перезванивать, прежде чем ему ответил хриплый голос.

— Алло, — слабо простонал призрак Роджера.

— Роджер, ты поставил индейку?

— Алло, — повторил призрак. — Кто это… Какое сейчас число?

— Четырнадцатое января, — ответил майор. — Ты немножко проспал.

— Какого…

— Сегодня Рождество, и время близится к девяти, — сказал майор. — Поднимайся и ставь индейку.

— По-моему, она в саду, — сказал Роджер.

Майор услышал, как его тошнит, и с омерзением отодвинул трубку от уха.

— Роджер?

— По-моему, я выбросил ее из окна, — сообщил Роджер. — Или бросил в окно. Тут такой сквозняк.

— Так пойди и подбери ее, — сказал майор.

— Папа, она ушла, — прошелестел Роджер. — Когда я вернулся, ее не было.

Майор услышал всхлип и с раздражением почувствовал, как в нем поднимается жалость к сыну.

— Я знаю, — сказал он. — Прими горячий душ, выпей аспирина и переоденься. Сейчас я приеду и сам всем займусь.

Он позвонил Грейс, чтобы сообщить, что утром его не будет дома, но в полдень, как и было условлено, он за ней заедет, и торопливо обрисовал ситуацию, чтобы она могла при желании отказаться от участия в празднествах.

— Не могу гарантировать, что ужин удастся, — сказал он.

— Может быть, я приеду и помогу вам? Или мое присутствие смутит Роджера? — спросила она.

— Если он будет так глуп, что начнет смущаться, мы не будем его поощрять, — заявил майор, который, по правде сказать, не был уверен, что помнит, как готовить подливку и сколько печется пудинг.

Собственно говоря, он не был уверен, что их вообще ожидает пудинг. Вдруг его охватил страх, что Роджер и Сэнди выбрали какое-нибудь экстравагантное «рождественское полено» под стать своей жуткой елке или вообще решили подать на ужин что-нибудь экзотическое — например, манго.