Большая и маленькая Екатерины
- Автор: Алио Адамиа
- Жанр: Современная проза
- Дата выхода: 1979
Читать книгу "Большая и маленькая Екатерины"
Глава вторая
Наступил сентябрь, и в доме Диасамидзе все пошло вверх дном. Текле давно уже потеряла сон и ходила по квартире с измученными запавшими глазами, вся какая-то поникшая и постаревшая. Плечи ее ссутулились, лицо покрылось морщинами. Все у нее так и валилось из рук, и не проходило дня, чтобы она не разбила что-нибудь из посуды, стакан или тарелку, или сама обо что-то не споткнулась. На душе у нее скребли кошки.
Даже когда муж должен был защищать диссертацию, Текле так не волновалась и не теряла присутствия духа. Она гордилась своим мужем… Да, вот что значит, если дело касается твоего ребенка, твоей плоти и крови, твоего сына. Мать не просто близко к сердцу принимает его заботы, они надрывают ей сердце, заставляют тревожиться и страдать.
Нико тоже волнуется. Все лето он провел в Тбилиси под предлогом, что у него в институте много работы, а на самом деле он почти ежедневно ходил в институт, чтобы еще раз в спокойной обстановке пересмотреть диссертацию Звиада.
«А сам Звиад… Звиад с Лили сначала были в Боржоми, потом они отправились в Сочи и только вчера соизволили явиться в Тбилиси. Хороши, нечего сказать. Так всегда и бывает: отец с матерью волнуются, места себе не находят, а они развлекаются в свое удовольствие… Русудан в положении, капризничает, всех избегает… Звиад и его диссертация ее не интересуют. Она уверена, что у нее родится девочка, и поэтому нашила розовых распашонок, а теперь занялась вязанием… Реваз уехал в Москву и должен вернуться только в день защиты диссертации…
Вот и понадейся на них, честное слово!»
…В квартире Диасамидзе свет горит только в комнате Звиада. Лили лежит в постели спиной к мужу, а он медленно листает книгу за письменным столом. Вот он нашел нужное место, посмотрел, закрыл книгу и, потерев лицо руками, встал. Потом выключил свет и лег в постель.
В столовую вошла Текле. Надев очки, она достала из кармана халата карандаш и тетрадь и занялась какими-то подсчетами.
Неслышно входит Русудан, но Текле все же делает ей предостерегающий знак, и та идет дальше уже на цыпочках.
— Спят?
Текле утвердительно кивает головой, и Русудан садится рядом с матерью. Под тяжестью ее тела скрипит стул. Потом в комнате опять становится тихо.
— Сколько, мама?
Текле заглядывает в тетрадь и шепчет:
— Шестьдесят четыре.
Русудан оглядывает комнату.
— Поместятся?
— Нужно, чтобы поместились.
Русудан шепчет матери на ухо:
— Придется кого-нибудь вычеркнуть!
Текле сердито смотрит на дочь:
— Ну что ты говоришь?! Разве ты не знаешь, сколько раз мы переделывали этот список!
Текле передает Русудан тетрадь, и та начинает негромко читать фамилии, то хмурясь, то улыбаясь. Вернув матери тетрадь, Русудан все так же на цыпочках измеряет шагами длину комнаты.
— Двадцать четыре. Два раза двадцать четыре — сорок восемь. Если рядом поставить еще два стола, то все поместятся. Наверняка поместятся!
В комнату вошел Нико. Он сердит, но, сдерживаясь, ласково говорит жене и дочери:
— Оставьте этот список в покое, мои дорогие. Его незачем проверять: все давным-давно проверено и взвешено! Вы лучше подумайте о закуске.
Текле осторожно встала и пристально посмотрела на Нико.
— Как будто ты не знаешь, что у нас все есть.
— А цоцхали?
— Цоцхали Захария обещал достать.
— Это хорошо, а то, говорят, замминистра очень любит ее. А как с икрой?
— Жужуна утром зайдет на Авлабарский рынок.
— А если там не будет?
— Такого в истории не бывало.
Нико вспыхнул:
— Историю вы не трогайте… И вообще, хватит вам суетиться, нужно хоть немного поспать.
Он выключил свет, и все трое, стараясь не шуметь, вышли из комнаты.
…Часы пробили четыре.
Звиад встал, включил свет и потихоньку вышел в столовую. Он раздвинул занавески и открыл окно.
Светало.
«Сейчас я, Звиад Диасамидзе, — еще рядовой аспирант, но сегодня я защищу диссертацию и вечером уже буду кандидатом наук… А как волнуется вся наша семья! Вчера мать заставила меня лечь спать раньше обычного, но мне не спалось. Мой отец — неутомимый собеседник, как и все историки, но вчера он точно онемел и за весь вечер не произнес и слова, чтобы не помешать мне спать, хотя я чувствовал, что он был сердит на меня: завтра, мол, его ожидает такое испытание, а он беззаботно растянулся на кровати… Я же просто лежал с закрытыми глазами и даже слышал, о чем думала моя мать. Она у нас верующая и три раза за вечер молилась за меня: боже всемогущий, дай завтра победу моему Звиаду — пощади его мать…»
— Ты уже встал, сынок? — услышал Звиад голос матери.
От неожиданности он растерялся. Закрыв окно, он повернулся к матери:
— Нет.
— А что тебе нужно в столовой?
— Воды. Я пил воду, — солгал Звиад.
— Ложись! Не слоняйся по комнате и не мешай нам спать! — словно упрекая, сказала ему Текле.
Но Звиад знает, что мать затаив дыхание лежит в постели и сон не приходит к ней.
«Она, конечно, волнуется и старается, чтобы я ничего не заметил, но голос ее выдал. Каким дрожащим голосом она спросила: «Ты уже встал, сынок?» Да, мама очень волнуется…»
Звиад потушил свет и вздрогнул от неожиданности, услышав в темноте голос Русудан:
— Звиад, ты уже встал?
— Тшш, кто встает в такую рань! — рассердился он.
Голос Русудан:
— Тогда что же ты делаешь в столовой?
— Пьянствую, — еще больше раздражаясь, ответил Звиад.
Голос Русудан:
— Один?
— Да, один. И пью за твое здоровье, — угрожающе прошептал он.
Голос Русудан:
— Я не слышу, что ты говоришь! Погромче, Звиад, милый!
Звиад на цыпочках подошел к двери Русудан:
— Не разбуди маму, а то я тебе такого милого Звиада покажу, что не обрадуешься! Тише! Смотри, как расшумелась!
«…А ведь она тоже за меня волнуется и чего-то боится… Или, может быть, это только я не чувствую, что над моей головой сгущаются тучи! Неужели завтра я уже не буду тем же Звиадом Диасамидзе, что сегодня? Нет, не может быть! Хотя завтра я уже буду кандидатом наук, и в институте на меня станут смотреть совсем иными глазами, и в министерстве тоже, и соседи будут по-другому мне улыбаться, а товарищи… Товарищи-то станут относиться ко мне с большим уважением! Ведь вот какая магическая сила заключена в листке бумаги, который мне вручит ученый совет! Отец давно говорит, что главное в жизни — документ. И вот, пожалуйста, я получу документ, в котором черным по белому будет написано: кандидат наук Звиад Николаевич Диасамидзе».
Звиад вошел в спальню и сел за стол. Проснулась Лили и, зевая, спросила:
— Сколько времени?
Звиад не ответил, сделав вид, что не слышал вопроса.
— Сколько времени? — еще раз спросила Лили.
— Понятия не имею!
— Почему? Ты что, потерял часы?
— Не знаю!
— В шкафу, в левом ящике, лежат мои. Дай их мне!
Звиад неохотно встал, принес Лили часы и снова уселся за стол.
— Еще только шесть. В котором часу мы с тобой вчера легли?
— Не помню! — уже сердясь, ответил Звиад.
— Зато я очень хорошо помню: было одиннадцать. А потом мы еще целый час разговаривали!
— Возможно.
Лили, зевая, села в постели.
— Мало я спала. А ты давно встал?
— По-моему, да, — неохотно ответил Звиад.
— Так нельзя, Звиад. Ты же без причины нервничаешь.
— Почему без причины? — вспылил Звиад.
Лили улыбнулась.
— У тебя дело в шляпе, — сказал она по-русски.
— Кто это вам сказал, мадам?
— Разговаривай со мной по-русски, хоть исправишь произношение.
— Я спрашиваю, кто это сказал? — Звиад встал.
Продолжая улыбаться, Лили многозначительно ответила:
— Дядя мой сказал, глупенький!
Ехидно усмехнувшись, Звиад посмотрел в лицо жене:
— Но ваш дядя — еще не ученый совет.
— Да ученый совет никогда не пойдет против него, глупыш!..
— Это было раньше, но с тех пор много воды утекло, и ваш дядя не имеет того веса, как раньше.
— Разве что-нибудь изменилось? — удивилась Лили.
— У-че-ный со-вет, — по слогам произнес Звиад.
— Ложь, сменились члены совета, а совет все тот же. — Лили спустила с кровати ноги и стала причесываться, смотрясь в зеркало, висевшее над кроватью.
— Сколько с ними, проклятыми, возни… Наши готовятся?
— По-моему, ты готовишься больше всех.
Повернувшись от зеркала, Лили с улыбкой сказала:
— Разве это не естественно? Я жена юбиляра и должна выглядеть лучше всех. Ты не бойся, на защиту я не приеду. Сегодня я в доме главная хозяйка и сама должна встретить гостей… Тебя это не радует?
— Очень радует.
Продолжая улыбаться, Лили опять повернулась к зеркалу.
— Но ты только посмотри, как плохо меня уложили. Не парикмахер, а сапожник!
— Ты бы уж лучше наголо обрилась.
Лили не понравилась колкость Звиада, но она сдержалась. Она чувствовала, что Звиад очень нервничает и всеми силами старается скрыть свое волнение, но его выдавал неестественно звучавший голос:
— Пожалуйста, помоги мне, подержи косу!
С помощью Звиада Лили заколола волосы шпильками и попыталась сострить:
— Видишь, глупыш, как далеко вперед шагнула техника? Этот металл легче материи.
— Но тяжелее, чем мозг у некоторых.
Это было уже слишком, и Лили вспыхнула. Она резким движением отбросила руку Звиада, выхватила из волос с таким трудом заколотые шпильки и швырнула их на пол:
— Ты что, хочешь, чтобы я закрутила волосы, как твоя мать, и, может быть, еще и тапочки надела, как она? Ты забываешь, что мне двадцать шесть лет!
Звиад не ожидал такого поворота дела, но отступать было поздно.
— Да, ты права. Я забываю, что тебе двадцать шесть лет и что женщина в таком возрасте должна спать не менее восьми часов в сутки. Ты мало спала, вот ложись и спи.
Бросив на жену сердитый взгляд, Звиад выключил свет и вышел в столовую. Он был удивлен, увидев там Текле.
— Что это значит? — испуганным голосом спросила Текле.
Звиад быстро взял себя в руки и, вытянувшись перед матерью, сказал басом:
— А это значит, моя любимая мать, что твой сын, Звиад Николаевич Диасамидзе, готов к защите диссертации на соискание ученой степени кандидата наук! Честное слово, калбатоно Текле!.. Ваш сын…
— Ты что, всю ночь провел на ногах? Хотя зачем я спрашиваю, и так по лицу видно, что глаз не сомкнул.
Текле нахмурилась, плечи ее поникли, и казалось, она вот-вот заплачет. Звиаду стало жаль мать.
— Да нет, я спал. Даже сон видел…
Текле посмотрела ему в глаза:
— А что ты видел во сне?
От этого вопроса Звиад растерялся. Улыбнувшись, он сказал:
— Сна-то я не видел, но действительно спал.
В комнату вошла Русудан. Протерев глаза, она посмотрела на висевшие на стене часы и с удивлением перевела взгляд на мать и брата. Текле вспыхнула:
— Тебя только здесь не хватало! Ты-то чего так рано поднялась?
Но испуганный вид Русудан смягчил ее сердце, и, обняв дочь за талию, Текле проводила ее до дверей спальни.
Звиад открыл окно и выглянул во двор. Около крана, голый до пояса, стоял их сосед Шадиман Шарангиа и энергично растирался полотенцем.
«Да, вот как судьба играет человеком. Он окончил историко-философский факультет, а работает директором столовой. У него есть свой собственный, правда своеобразный, взгляд на жизнь с ее радостями и невзгодами, и мой отец напрасно пытается перевоспитать его… А у меня как получилось? Я ведь увлекался легкой атлетикой и собирался поступать в институт физкультуры, но мой дядя «предсказал» большое будущее сельскохозяйственной механизации Грузии, и меня сунули в сельскохозяйственный институт. В том, что меня приняли туда, занятия легкой атлетикой сыграли не последнюю роль — да благословит ее господь!»