Случай на станции Кречетовка

* * *

В такой затяжной поездке Роман Денисович застрял под Двинском (Динабург — старое немецкое название), и не стал свидетелем взятие поляками Вильны в апреле девятнадцатого года. Возвращать в город разведчику было не резон, да и Двинский ревком поимел на счет машиниста заманчивые планы…

Двинск во времена российской империи, со своим стодвадцатитысячным населением, значился большим городом. Основанный тевтонскими рыцарями свыше семисот лет назад, как замок-крепость, тот поначалу стал центром латгальского комтурства. За многовековую историю город не раз переходил в руки разных властителей: литовцев, шведов, поляков, русских, и только в последней четверти восемнадцатого века окончательно стал российским… Входя в Витебскую губернию, Двинск по числу жителей превосходил и Витебск, и Минск. А это потому, что город являлся стратегической базой русской армии (крупнейшая на западе России крепость) и серьезным железнодорожным узлом — перекрестьем севера, юга, востока и запада.

Романа Денисовича, в качестве машиниста, временно пристроили в местные железнодорожные мастерские, своеобразный симбиоз паровозного, вагонного депо и железоделательного завода. Они считались самым большим предприятием города — до войны там работало более тысячи человек.

С перевозками происходили частые перебои, да и возились, как правило, грузы Красной Армии, уходившей с тылами на восток. Из-за частого отсутствия сменных бригад в оборотных депо, приходилось гонять туда и обратно собственных сменщиков, а составы формировались до Полоцка, Борисова, а то и до самого Пскова. Да и на промежуточных станциях из-за безалаберности новой власти и отсутствия топлива паровозы подолгу простаивали, случалось сутками…

Так что волей-неволей Ширяев облазил Двинск вдоль и поперек. Город обустраивался занятным образом, причиной тому — три главные помехи: Двина, дамба вокруг центра и железная дорога. Что и определяло деление на районы: изначальный «Центр», за путями — «Новое строение», за дамбой — «Грива», за Двиной — «Гаек».

Комнатушку Роман Денисович снял в «Новом строении», в местности под названием Церковная горка. Вблизи высились четыре храма: белый с золочеными куполами — православная Борисоглебская церковь, за дорогой — краснокирпичная с острым шпилем кирха Мартина Лютера и белоснежный двухбашенный костел Зачатия Девы Марии, а чуть подальше Никольско-Рождественская — старообрядческая моленная. Двинск издавна привлекал к себе русских старообрядцев, а так как священников у них со временем не стало, то собственные храмы «беспоповцы» называли моленными. Вот так — «в колокольном благовесте» он и жил…

Первым делом Ширяеву пришлось снестись с немецким резидентом, обосновавшимся в старом городе — в трехэтажном строении на углу улиц Постоялой и Петроградской. Бывалые люди знают, что в незнакомом городе приходится ориентироваться по многочисленным культовым сооружениям, разбросанным по перекресткам. Так и Роман Денисович выискал окольный путь к этому кирпичному дому. От Риго-Орловского вокзала машинист шел по узенькой Рижской, не доходя до костела Петра в Веригах, сворачивал налево и вскоре приходил на место. А если выйти из воротной арки под эркером следующего модернового особняка, то в торце Петроградской возвышались главы величественного кафедрального собора Александра Невского.

Резидентом оказался обрусевший немец по имени Карл Иванович, уже пожилой человек, который продолжал верой и правдой «служить Кайзеру», даже после революционных событий в Германии. После каждой поездки Ширяев приносил старику накопившиеся за это время сведения о грузопотоках на пройденном плече. И конечно, докладывал об услышанном и увиденном, не забывал даже сплетни и домыслы, подслушанные в привокзальных харчевнях.

Чем же примечательным запомнился Ширяеву Двинск… Пожалуй, башней-дроболитейной высотой тридцать метров — центральной доминантой, видимой даже из предместий города. Непосвященный подумает, что это водонапорное сооружение, но нет, — это производственное здание, построенное для фантастически архаичной технологии. Принцип работы таков: наверх подаётся расплавленный свинец, который затем сливается вниз через подобие дуршлагов, с крохотными отверстиями неодинакового сечения, в подбашенный подвал — глубиной еще метров двадцать. Падая с такой высоты, капли расплавленного металла принимают шаровую форму и, затвердевая в полете, сыплются вниз разнокалиберными дробинками.

Также Двинск знаменит гигантской пересыльной тюрьмой, под названием «Красный дом», напоминающей старинный замок — типа Мариенбурга. Этот острог расположен возле дамбы, с самого края Гайка. Сама дамба насыпана еще в первой половине прошлого века для защиты города от наводнений. Потом река обмелела, и в поречной низине выросло людное поселение, некий Двинский «Подол».

А еще, в Двинске Роман сошелся с миловидной солдаткой по имени Авдотья Никитична. Женщина, честно сказать, мягкая и сладкая, — из мещан, бывший муж — приказчик одной купеческой фирмы, сгинул в горниле войны. Убили — не убили, в плену — не в плену, но вестей не было уже свыше двух лет. Жила Авдотья на окраине «Нового строения», в собственном деревянном доме на улице Житомирской, рядом с перекрестком Минской улицы. Познакомился Ширяев с женщиной на привокзальном рынке, когда подбирал себе ботинки взамен разбитых вдрызг сапог. Женщина сказала, что у нее много носильных вещей, оставленных пропавшим мужем, предложила сходить к себе домой: «Может вам что сгодится…». Определенно, молодой железнодорожник внушил вдовушке доверие. Идти до нее было недалеко, только два квартала… Как говорится, лучше варианта и не сыскать… Машинист получал какой-никакой паек, привозил сласти с поездок, чего еще большего желать молодке двадцати восьми лет, да и Роману-холостяку пристало, где похарчеваться…

Но тут началось наступление белополяков по линии фронта. Красная армия отступала, так как подкреплений советские войска в Беларуси не получили, — резервы Советы направляли на южное направление против Добровольческой армии Деникина, рвавшейся летом к Москве. В конце сентября Двинский ревком мобилизовал Ширяева в бригаду паровозников для переброски элитной Латышской дивизии РККА с польского на Южный фронт. Важно отметить, что победа над белыми там стала возможной благодаря фланговому удару Ударной группы, основу которой составляли латыши. Вот так Роману Денисовичу пришлось распрощаться с двинской зазнобой, впрочем, мужчина особенно и не сожалел об этом. Да и оставаться больше в городе не имело смысла. В первых числах января двадцатого года войска Эдварда Рыдз-Смиглы неожиданным ударом захватили Двинск, а затем поляки передали город латвийским властям.

Латышская дивизия состояла из девяти пехотных и одного кавалерийского полка, естественно, для перевозки такой махины требовалось много паровозных бригад. Формировали «обслугу» по пути следования, но костяк заложили в Двинске. В последней декаде сентября Ширяева перевели на казарменное положение, и со дня на день Роман Денисович ждал очереди на отправку… Наконец, в самом конце месяца Романа вызвали принимать паровоз, для подошедшего с запада воинского эшелона.

У «овечки» уже стоял латышский патруль. Роман Денисович знал, что красные латыши не чета русским, солдаты собранные, дисциплина у них строжайшая, да и сами прибалты люди ожесточенные… «Шарманку» — металлический сундучок с барахлом и инструментами, заказанный у жестянщика еще в Двинске, и сидор с носильными вещами пришлось оставить под присмотром патрульных, велели взять только предписание… Ширяева отвели к штабному вагону и представили пожилому седовласому командиру с офицерской выправкой, определенно еще царской выучки. Говоря с мягким прибалтийским акцентом, тот подробно расспросил Романа Денисовича о прошлой жизни, о немецком плене, об опыте работы паровозником. Латыш приятно удивился, узнав, что Ширяев жил в Вильне, и не преминул заметить, что сам окончил Виленское пехотное училище.

В итоге — Романа Денисовича назначили старшим машинистом на весь путь следования воинской части. Сменщиком стал пожилой местный машинист Данила Лукьянов, человек семейный, с неохотой воспринявший дальнюю командировку, но как говорится, тут ничего не попишешь… А так как «двинцы» не знали рельеф пути (уклоны и горки) предстоящего маршрута, то помощниками будут набираться опытные машинисты из оборотных депо, которые и подскажут — где подбросить угольку, а где подсыпать песочку под колеса…

До Полоцка — сто пятьдесят верст (сто шестьдесят километров по нашему времени) промчали быстро, потом заправились и получили замену помощников машиниста. У Ширяева напарником до Витебска стал сухонький болтливый старичок с наградными мозеровскими часами, у Романа же имелся русский хронометр «Павел Буре». Понимая специфику работы паровозников, бригаде для отдыха выделили два купе в первом с головы состава вагоне второго класса, туда же кочегары приносили положенное котловое довольствие. Так что, наевшись «от пуза» Роман Денисович сладко заснул и проснулся только у семафора под Старым селом, ехать до пересмены оставалось девяносто верст.

В Витебске опять вышла затянутая стоянка: экипировка паровоза, смена бригады, то да се… На этот раз его помощником стал рослый дядя лет сорока, по виду из белорусских селян, говорил глухо и коряво. Из Витебска до Смоленска путь не малый, по маршрутной карте сто пятьдесят километров. Смена Ширяеву выпала не удачная… и по расстоянию, да и ехать пришлось ночью.

Следующее оборотное депо было в Рославле, поспал Ширяев самую малость, да чего там только сто верст пути — везунчик, однако, механик Лукьянов. Опять Роману Денисовичу придется пилить до Брянска на час больше, чем ехал до того сменщик.

В Брянске стояли до умопомрачения. Командование пыталось выяснить по телеграфу куда, дальше направить состав… Как он потом узнал, из переброшенных с запада воинских частей на участке Дмитровск — Навля стала создаваться ударная группа Южного фронта. Наконец, решили — высадка будет в Навле, еще новой станции, расположенной в укромном местечке среде обширных Брянских лесов. Путь не дальний, менее пятидесяти верст. Так что Ширяев не спал, да и голода не испытывал…

Почему Роман Денисович врезался в память этот маршрут?.. Да бог знает, возможно, из-за постоянного контроля дотошных латышей… Правда, потом начальник эшелона полка, как оказалось подполковник строй армии, тепло пожал машинисту руку и в подарок торжественно вручил писчую ручку — «Вечное перо», которое еще годы верой и правдой служило Ширяеву. А вероятно, запомнилось еще потому, что это первая продолжительная поездка разведчика по просторам необъятной России. А может, главное — по причине того, что агент надолго покинул родную Прибалтику, и как оказалась потом, покинул навсегда.

Порожний состав пришлось отогнать обратно в Брянск. После «отметки» в депо, машинисту приказали зайти в военную комендатуру станции, где предъявили бумагу «Центробронь» с подчеркнуто размашистой резолюцией, по которой Ширяева откомандировали на Брянский паровозостроительный завод, расположенный верстах в десяти северо-западнее Брянска в городке Бежица, у слияния реки Болтвы с Десной.