Чийский шелк

Чийский шелк

Украшение агнца перед убиением, как однажды сказала миссис Кастауэй, когда Конфетка отважилась спросить, что такое образование.

© Мишель Фейбер, "Багровый лепесток и белый"

Матушка сказала, что если хотя бы с одним из платьев что-то случится, то Джейне придётся остаток сезона носить туалеты сестры, устаревшие на пару лет.

Наряды были победой материнских амбиций над разумом и кошельком: леди Бронкль, дочь затухающего, но древнего и влиятельного рода, имела свои собственные представления о приличиях. Иногда они входили в противоречия с представлениями лорда Бронкля о рациональности. Джейна же оказалась между молотом и наковальней. Она была неглупой девочкой: глупые девочки не выходят из Враньего дола с наградной медалью и благодарственным письмом от Директрисы и отлично понимала, что тратиться на настоящий чийский шёлк было лишним. Но ткань была настолько нежной, а тёплый оттенок зелёного так шёл к тёмно-рыжим волосам Джейны и так оттенял её матово-белую кожу, что она не смогла устоять и поддалась уговорам матушки. Когда платья привезли, Джейна едва сдерживалась, чтобы лишний раз - фу, какое ребячество! - не прикоснуться к пышным многослойным юбкам.

Платья, конечно же, требовали обуви, перчаток, зонтика, вееров и других мелких вещей, так радующих женщин и так раздражающих мужчин, которые эти мелочи, подчас не менее дорогие, чем платья, оплачивали. Лорд Бронкль скрипел зубами и проклинал Богиню, подшутившую над ним и пославшую вместо наследника трёх дочерей. Джейна была последней, самой любимой у папы, потому что волосами и любовью к истории и географии пошла в него.

Леди Бронкль же считала яркий цвет волос вопиющим неприличием, а склонность юной особы спорить с мужчинами об исторических событиях просто безобразием. Джейна закусывала губу, старалась молчать, мило улыбаться и держать спину прямо. Благо, этому она пять лет училась в лучшей школе для девиц из благородных семейств.

Матушка с сожалением вздыхала, наблюдая, как горничная шнурует корсет на тонкой талии Джейны, и качала головой. Она не забывала лишний раз напомнить, что сделала всё, что было в её силах, задействовала все связи в обществе, сохранившиеся у неё ещё с тех времён, пока "этот делец", отец её дочерей, не сломал ей жизнь, ввязавшись в пару сомнительных предприятий и проиграв из-за событий на Закрытом Континенте. Джейна хотела бы напомнить, что за платье из тёмно-синей, с золотом, парчи, идеально сидящее на сохранившей стройность леди Алисии, было заплачено деньгами "этого дельца". Как и за тонкие перчатки. Как и за вечерний чай, устроенный вчера для десятка знакомых леди Алисии и их дочерей в этом замечательном доме, арендованном на деньги лорда Бронкля.

Джейна была умная девочка и понимала, что проще промолчать, и лучше не закатывать глаза, потому что матушкины поджатые губы и высокомерный взгляд бьют больнее её руки.

На руке блестела пара вычурных перстней.

Оба подарены отцом в честь рождения дочерей - белокосых сестёр Джейны.

- Да, мама, я поняла вас, - кивнула девушка на какую-то фразу, расправляя юбки и поправляя корсаж.

В честь рождения Джейны не было подарено ничего, потому что деньги ушли на аренду входящих в оборот кораблей. Корабли в итоге и стали причиной всех несчастий.

- Этот сезон - твой единственный шанс, дорогая, - леди Алисия оттолкнула горничную, которая покорно встала в стороне, опустив взгляд на кончики туфель, и сама взялась за причёску дочери. Она с почти что ненавистью смотрела на густую копну - слишком яркую, слишком непокорную. - Зелёный цвет делает эту ржавчину хоть немного приятной, - снисходительно заметила матушка, скручивая два жгута у висков Джейны, и присмотрелась к отражению в зеркале. Не хмурься, милая, иначе ты выдашь свой скверный характер. На слишком умных редко клюют крупные рыбы.

Джейна с трудом подавила стон: за последние два месяца матушка только и говорила с ней о том, что высшая цель юной девушки - это сделать выгодную партию, а в случае с младшей Бронкль - это вообще единственный шанс спасти семью и уберечь отца от банкротства, которое маячило на горизонте. Джейна не могла избавиться от ощущения, что её заставляют демонстрировать себя с выгодных сторон, чтобы выгодно продать - как породистую лошадь, или - того хуже! - как рабыню. В школе они читали о той эпохе, когда люди были всего лишь рабами пришедших из-за Великого Моря эльдар, и Джейну пугали и будоражили эти истории разлучённых семей, несчастной любви и скрытого бунта. Но скажи ты матери о том, что времена рабства остались в тёмном прошлом, и что сейчас каждый человек свободен - подожмёт губы, сузит глаза недобро и напомнит, что Джейна - не каждый человек, а жалкая девчонка, которой слишком много позволялось в детстве.

- На завтрашнем балу будут оба Принца и их свита, - леди Алисия бесцеремонно дёрнула волосы Джейны, стараясь усмирить их характер в сложной причёске. - Не хлопай глазами и не отвлекайся. Может быть, тебе повезёт чуть больше, уедешь в Арли с кем-то из приближённых королевской семьи. Впрочем, граф Доннели и маркиз Мэнсфилд уже интересовались, будешь ли ты на балу. Я не слишком надеюсь на предложение от графа, но маркиз - вполне тебе по зубам, моя милая, - матушка с силой вонзила шпильку в волосы, и Джейна едва не зашипела: металл царапнул кожу и больно натянул пряди. Но леди Бронкль восприняла гримасу дочери по-своему. - Чем тебе не понравился маркиз? Весьма милый юноша!

- Да, мама, - хмуро ответила Джейна.

От упоминания графа Доннели, одного из самых блестящих мужчин в обществе, её сердечко сбилось с ритма - как, пожалуй, сердечко любой девушки. А вот маркиз не нравился ей совершенно: слишком высокомерен, слишком холоден и смотрит на всех так, словно ищет недостатки. Он был на одном из обедов и сидел невдалеке от Джейны, доставив сомнительное удовольствие слушать его рассуждения о роли женщины в семье и обществе. Кроме того, маркиз, чуть сутулый, с мышиного цвета волосами, слишком худой, был и вполовину не так красив, как яркий, отлично сложенный брюнет-граф.

Кончики ушей Джейны стали того же цвета, что и её волосы, стоило ей понять, о какой ерунде она думает. Она поспешила себя успокоить, мол, это в стенах Враньего Дола девушки думают о высоком и вечном, а здесь, на свободе, всё иначе. Новые подруги Джейны не стеснялись обсуждать внешность потенциальных женихов и иногда хихикали, прикрывая рот ладошкой и хитро сузив глаза, потому что речь заходила о поцелуях и границах дозволенного. Девушки подшучивали над Джейной, намеренно заставляя её краснеть от каверзных вопросов и намёков, и рядом с этими почти уже взрослыми светскими леди, ненамного старше её самой, Джейна чувствовала себя заблудившимся ребёнком. Ей хотелось бы рассуждать и выглядеть, как они, но она не могла преодолеть выставленные воспитанием барьеры.

Несмотря на разрешение матушки, она до сих пор так и не решилась попробовать вино, которое предлагали ей лакеи на пышных приёмах и балах, и этим вызывала очередной поток беззлобных колкостей от Аниты и Селии. Дочурки давних матушкиных подруг в этом году второй раз попали в свет и чувствовали себя намного уютнее и увереннее Джейны, которая тянулась к ним, но переживала, что возня с ней утомляет. В отличие от возни с Катриной, хрупкой пепельной блондинкой с восхитительными глазами настолько редкого для Южной Ангрии оттенка зелени, что сразу было ясно: затесался у неё в роду кто-то из Каэрии*. Катрина была бойкой и немного злой, иногда слишком ехидной, и Джейна её побаивалась. И завидовала, в чём не хотела себе признаваться.

Больно уж часто матушка говорила о Катрине, приводя её в пример.

Вот и сейчас.

- Ну почему ты не блондинка, как сёстры или Катрина, - вздохнула леди Алисия, оглядывая дочь оценивающим взглядом. Они выбирались на постановку в Королевский Театр, были задействованы все связи, чтобы получить доступ в одну ложу с гостившей при дворе герцогиней Альштайн.

Из-за плеча матери Джейна видела кусочек своего отражения в зеркале над камином: высокая причёска с цветком из шёлка, сделанным так искусно, что он казался живым, открывала тонкую шею, изумрудный атлас платья подчёркивал белизну кожи, скромная на первый взгляд бархотка в сочетании с низким декольте вдруг придавала юному облику Джейны необычные, пугающие её черты. Джейна нервно сглотнула и, взяв из рук служанки веер и сумочку, засеменила вслед за матерью, стараясь не сутулиться от страха и не упасть с высоких каблуков.

*Каэрия - Южное государство эльфов. Согласно истории этого мира, древняя цивилизация Перворождённых некогда занимала большую часть материка Латиерра, и даже после падения этой Империи во многих людских родах (особенно древних и всё такое) иногда всплывают черты каэрийских эльфов. Впрочем, никто не отрицает, что чаще всего это свидетельство не родовитости, а того, что прабабка всё-таки согрешила :)

II

В тот вечер ставили что-то из мифов. Джейна читала эту историю совсем недавно и знала, чем всё закончится, поэтому от скуки разглядывала зал. Она заметила своих подружек - те сидели вместе и явно не скучали, в отличие от неё, попавшей в компанию матрон. Рядом с девушками были трое юношей из придворной гвардии, все лица казались знакомыми, но Джейна не рискнула бы утверждать, что помнит имена. В присутствии леди Изабель, весёлой и ласковой ко всем матушки Катрины, молодые люди слегка смущались, из-за чего Селия делала круглые глаза и, хитро улыбаясь, нашёптывала что-то на ушко Аниты. Граф Доннели, тоже присутствовавший в зале, был в компании незнакомых Джейне людей, очень знатных, судя по одежде. Заметив, что девушка на него смотрит, граф перехватил её взгляд и с тёплой улыбкой поклонился, приложив ладонь к сердцу. Джейна зарделась от смущения. От матушки это не ускользнуло, леди Алисия растянула губы в улыбке, предназначавшейся графу, и незаметно пожала руку дочери, намекая, что та всё сделала правильно.

В антракте Джейна осталась в ложе, ожидая, пока леди Алисия наговорится со своими знакомыми, такими же деловитыми и хваткими дамами, как и она. Разговоры о нравах, последних сплетнях и актрисе, игравшей роль Королевы Фей, казались Джейне невероятно скучными, тем более, она просто не могла принять в них участия, рискуя заработать неодобрение матушки. Джейна задумалась о своём, о тоске по отцу, о школьной подруге, оставшейся Помощницей Наставницы и обещавшей слать письма хотя бы раз в неделю, о сёстрах, выскочивших замуж и разъехавшихся в разные стороны, и не заметила, как тихое курлыканье дам внезапно смолкло.

- О... Лорд Доннели! - воскликнула леди Альштайн. - Как мило с вашей стороны почтить нас своим присутствием!

Джейна почувствовала, что краснеет. Как все рыжие, она вспыхивала моментально, причём первыми всегда краснели кончики ушей.

Граф расположился в одном из кресел - очень близко к Джейне - и, явно наслаждаясь реакцией на своё появление, лениво ответил на несколько заданных ему вопросов. Он сказал, что пришёл выразить своё почтение леди Альштайн, но не ожидал обнаружить здесь так много цветущей красоты. При этом он странно покосился в сторону Джейны, которая под намекающим взглядом матери распрямила спину и чарующе улыбнулась, принимая комплимент.