Три родинки на левой щеке. Часть III. Перешеек

* * *

— Айа лиересоу вие клорине, — произнесла Рысь.

— Айа лиересоу вие клорине, — безжизненно откликнулся Корон, зачёрпывая ложкой кашу.

Рысь схватила его за кисть и отобрала ложку. Корон поднял взгляд и вопросительно посмотрел на неё.

— Если произносишь слова без смысла — лучше бы молчал!

Корон едва заметно кивнул и замер, склонив голову набок и прикрыв глаза. Что ж, пускай молчит. Рысь вернула ложку в его холодные, не желающие гнуться должным образом, пальцы.

— Айа лиересоу вие клорине, — внезапно повторил Корон, когда она уже вернулась к еде.

Рысь едва не поперхнулась. Он сказал это… почти правильно. Неважно. Что тут правила? Он сказал это искренне. Она всем своим существом ощутила исходящую от него благодарность.

— Айак, — ответила она, стараясь, чтобы ответ прозвучал достойным пожелания.

Трапеза продолжалась.

Они поднимались всё выше и выше в горы. Призрак Юны порой исчезал, но никогда — надолго. Она никогда не уходила слишком далеко, но и не подпускала к себе близко. Сейчас, когда они остановились, Юна лежала поодаль, свернувшись калачиком.

Рысь посмотрела на Корона. Он без особого аппетита ковырялся в своей тарелке. Пусть он ест мало, но сколько-то есть ему надо, а еда имеет свойство заканчиваться. Чтобы понять, хватит ли еды до конца пути, надо знать, куда идёшь и долго ли туда добираться. Они шли неизвестно куда, ведомые мороком.

Она должна была поискать еду. Вот только… Для этого ей надо уйти. Оставить Корона на этой полянке. Одного… Рысь посмотрела туда, где лежала Юна. Её не было. Значит, совсем одного. И что он сделает, оставшись один?

Рысь осмотрелась. Если она собиралась сделать это сегодня, надо было поспешить, скоро стемнеет. Сколько времени пройдёт, пока она вернётся?

— Рысь! — Корон смотрел на неё, осторожно сложив ладони вокруг миски. — Ты можешь пойти туда, куда хочешь. Я не пойду бросаться с обрыва, как только ты отвернёшься.

— Я обещала, что ты не будешь один, — ответила она.

— Это не значит, что ты должна целыми днями держать меня за руку, — лицо Корона было как будто немного посветлее, чем обычно в последнее время. — Я не один. Ты со мной. Даже если между нами тысяча шагов.

— Я… спасибо, — это было первое, что вырвалось у неё. И больше никакие слова не шли на ум — ни старые, ни новые.

— Я не поступил бы так со своим другом, — сказал Корон.

Рысь смотрела на него и понимала, что Белка была права. Было важно не только чтобы кто-то заботился о Короне, но и чтобы Корон мог о ком-то заботиться.

Охотница поставила миску на землю и встала. Час-другой до темноты у неё есть. Она последний раз посмотрела на Корона, тот кивнул и даже вроде бы попытался улыбнуться. От этого невидимая ноша, которая давила ей на плечи в последние дни, будто бы полегчала вдвое.

Эпилог.

Рунвар Кельтерн сидел за столом в своем кабинете, откинувшись на спинку кресла и сложив руки на животе. Перед ним на столе лежал фамильный меч Кельтернов. Граф скользил взглядом от конца ножен к рукояти и обратно, как будто он ожидал, что меч заговорит и, наконец, объяснит, что происходит. Можно сказать, они сидели так уже второй день, потому что каждый раз, когда лорд Рунвар пытался заняться чем-то другим, мысли неизменно возвращались к мечу, заставляя вновь достать оружие и положить его на стол. А, тем временем, что-то делать были необходимо. Вот только что?

Меч появился здесь, потому что его прислал лорд Мелгар Гальди. Вот так просто, не снабдив посылку ни запиской, ни устным посланием (гонец, как оказалось, вообще не знал, что именно он везёт, и ничего вразумительного ответить не мог). Как это похоже на Мелгара! Рунвар сморщил нос. Вот ведь злопамятный человек. И годы не делают его мягче.

И все-таки, каким образом меч попал к Мелгару? Встретились они с Ренаром лично или меч проделал более сложный путь? Если встретились, то отдал ли Ренар меч добровольно? Что это вообще? Угроза? Жест доброй воли? Издёвка? Или?… Или.

От Ренара не было вестей с тех пор, как он добрался до Лейваана. Рунвар помнил, как Райнара не хотела его отпускать. Старалась взять себя в руки и не омрачать сыну такое важное событие, но ей было тяжело. Может быть, материнское сердце чуяло, что быть беде? Ренар как в воду канул. Никаких вестей — ни хороших, ни плохих. Ну, кроме того слуха, что Ренар вместе с несколькими другими темными магами «избежал правосудия и скрылся». Пожалуй, можно было считать это доказательством того, что в том пожаре Ренар выжил.

Сочувствующе-интересующиеся письма от родственников прибывали с каждым днём, а желания отвечать на них было все меньше. Но Рунвар, конечно же, отвечал. До тех пор, пока гонец не вручил ему сверток с мечом. Теперь, перечитывая письмо перед отправкой, Рунвар чувствовал в каждой строчке фальшь. И в этой фальши адресат непременно разглядит его слабость и неуверенность. Уже четыре письма отправились в огонь прежде, чем на них успели высохнуть чернила.

На столе лежал лист пергамента. На нём должно было быть написано письмо Мелгару Гальди. Разумеется, вежливое. Но такое, чтобы стало понятно, что граф Кельтерн требует объяснений.

Пергамент был чист. Поверх него лежал меч. Рунвар достал его, чтобы точнее сформулировать то, что он хотел написать, и с тех пор прошло уже часа два. Два часа сомнений и размышлений.

Граф схватил перо и размашисто, не заботясь об очертаниях букв, написал: «мстительный засранец!». Посмотрел на лист, взяв его в руки. Представил, как было бы славно свернуть его, запечатать и отправить лорду Мелгару, особо наказав гонцу бросить письмо прямо в лицо…

Лист полетел в камин. Лорд Рунвар вдохнул резкий запах. Кажется, немного полегчало.