Напоминание о нем

34

Кенна

Я закрыла текст. Не могла больше читать. Мои глаза были полны слез. Я удивлялась, что сумела столько прочитать, не заплакав, но я старалась не вникать в слова, а просто произносила их вслух.

Я отложила телефон и вытерла глаза.

Леджер сидел, не шевелясь. Все в той же позе, опираясь локтем на водительскую дверцу, глядя прямо перед собой. Мой голос больше не наполнял кабину грузовика. Теперь в ней стояла густая и неприветливая тишина, и, кажется, Леджер больше не мог ее выносить. Он распахнул дверцу и выскочил из машины. Подошел к кузову и, так и не произнеся ни слова, начал вынимать стол.

Я смотрела на него в зеркальце заднего вида. Когда стол оказался на земле, он взял один из стульев. Через какой-то момент он швырнул этот стул прямо на стол. Тот упал с громким треском, который отозвался в моей груди.

Потом схватил второй стул и сердито швырнул его через весь двор. Леджер страшно разозлился. Я не могла на это смотреть.

Наклонившись вперед, я прижала ладони к лицу, страшно жалея, что прочла ему даже одно слово. Я не знала, злится ли он на все случившееся, или на меня, или же швыряет стулья только для того, чтобы выпустить сдерживаемые пять лет чувства.

— Черт! — закричал он, и я услышала треск ломающегося последнего стула. Крики Леджера отражались от густых крон окружающих участок деревьев.

Грузовик затрясся от удара.

И наступила тишина. Полнейшая.

Я слышала только свое частое дыхание. Я боялась выходить из машины, потому что не хотела оказаться с Леджером лицом к лицу, если его ярость была направлена на меня.

Если бы я это знала.

Когда я услышала звук его приближающихся шагов по гравию, то с трудом сглотнула вставший в горле комок. Он подошел к моей двери и открыл ее. Я так и сидела, наклонившись вперед и закрыв лицо ладонями, но потом убрала их и осторожно взглянула на него.

Он стоял, наклонившись над открытой дверью и опираясь о крышу кабины. Его голова лежала на сгибе руки. Глаза покраснели, но в их выражении отсутствовали злоба или ненависть. Они даже сердитыми не были. Они скорее казались виноватыми, словно Леджер понимал, что выплеск его ярости сильно напугал меня, и теперь он испытывал неловкость.

— Я не на тебя злюсь. — Он сжал губы и опустил взгляд, медленно качая головой. — Просто все это очень тяжело осознать.

Я кивнула, но не могла ничего сказать, так сильно билось мое сердце, и так сухо было во рту. Ну и я не была уверена, что вообще стоит говорить.

Продолжая смотреть себе под ноги, он отпустил крышу машины. Он нагнулся в кабину, посмотрел мне в глаза, положил правую руку на мое левое бедро, а левую — под правое колено и притянул меня к краю сиденья, так, что я оказалась лицом к нему.

Потом Леджер взял в ладони мое лицо и приподнял так, что я смотрела прямо на него. Он медленно выдохнул, как будто ему было трудно сказать то, что он собирался сказать.

— Я очень сожалею о твоей утрате.

После этого я уже не могла сдержать слез. Первый раз кто-то отметил, что я тоже потеряла Скотти в ту ночь. Слова Леджера значили для меня гораздо больше, чем он сам, наверное, мог это оценить.

Когда он продолжил говорить, его лицо искажала мука.

— А если бы Скотти видел, как мы все обращались с тобой? — У него по щеке поползла слеза. Всего одна, но мне стало так грустно при виде нее. — И я тоже часть всего, что терзало тебя все эти годы, и мне так жаль, Кенна. Прости меня.

Я положила руку ему на грудь, прямо на сердце.

— Ничего. Ведь то, что я написала, ничего не меняет. Я все равно виновата.

— Это не ничего. Ничего из этого не «ничего». — Он обхватил меня руками и прижался щекой к моей макушке. Его правая рука успокаивающе гладила мою спину.

И он долго-долго держал меня вот так. Я не хотела отпускать его.

Он стал первым, с кем я смогла поделиться событиями той ночи, и я не знала, стало от этого лучше или хуже. Но сейчас мне было получше, так что, наверное, это что-то значило.

Мне казалось, давящая на меня тяжесть немного приподнялась. Это была не та тяжесть, которая, будто якорь, удерживала меня под поверхностью — она не поднимется до тех пор, пока я не обниму свою дочь. Но небольшую часть боли излечила его симпатия, и мне казалось, будто он физически приподнял меня вверх, на воздух, давая мне сделать несколько вдохов.

Немного отстранившись, он посмотрел на меня. И, наверное, увидел в моем лице что-то, что вызвало в нем желание утешить меня, потому что он тихо поцеловал меня в лоб и ласково убрал волосы с лица. Потом поцеловал в кончик носа и слегка коснулся моих губ.

Не думаю, что он ожидал поцелуя в ответ, но в этот момент мои чувства к нему стали сильными, как никогда раньше. Я вцепилась в его рубашку обеими руками и молча молила его о более крепком поцелуе. И он дал мне его.

Этот его поцелуй казался и прощением, и обещанием. Думаю, что мои казались ему извинениями, потому что всякий раз, как мы отрывались друг от друга, он возвращался за ними снова и снова.

В конце концов я оказалась на спине, а он — наполовину в кабине, склоняясь надо мной, и наши губы слились воедино.

Все окна в машине запотели. Он оторвался от моей шеи и окинул меня быстрым взглядом. Очень быстрым — мелькнувшим, как вспышка. Но даже по этому быстрому взгляду я поняла, что он хочет большего, и я хотела этого тоже, так что я кивнула, и он отстранился и открыл бардачок. Вынув презерватив, он начал открывать его зубами, опираясь на одну руку. Я в это время стащила трусики и задрала свою длинную юбку до талии.

Он раскрыл пакетик, но вдруг остановился.

Секунды тянулись, а он так и смотрел на меня, задумавшись о чем-то.

Потом он отбросил презерватив и снова опустился на меня, прижавшись к моим губам нежным поцелуем. Обжигая дыханием мою щеку, он прошептал:

— Ты достойна кровати.

Я запустила руку ему в волосы.

— Но у тебя же тут нет кровати?

Он помотал головой.

— Нет.

— И даже надувного матраса?

— Два наших первых раза были на надувном матрасе. Ты достойна нормальной кровати. И нет, надувного матраса тоже нет.

— А как насчет гамака?

Он улыбнулся, но покачал головой.

— Коврик для йоги? Я не привередлива.

Рассмеявшись, он чмокнул меня в подбородок.

— Перестань, иначе все кончится тем, что мы будем трахаться в грузовике.

Я обхватила его ногами за талию.

— И что в этом плохого?

Он застонал, а я приподняла бедра, и тут он сдался.

Он снова схватил презерватив и быстро открыл его. Пока он занимался этим, я расстегнула ему джинсы.

Надев презерватив, он подтянул меня к краю сиденья. Его грузовик оказался подходящей высоты. Никому из нас не пришлось ни приспосабливаться, ни менять позу. Он просто сжал мои бедра и рывком вошел в меня, и, хоть это и не была нормальная кровать, все вышло так же здорово, как прошлой ночью.