Их заложница

Глава 3

Ева

— Расскажи мне, — прошу у Марка дрожащим от волнения голосом. — Расскажи, почему он вернулся и чего хочет?

— Чего хочет, он уже сказал, — горько усмехается Марк. — А вернулся… чтобы отомстить, Ева.

Его голос звучит зло и нервно, Марк едва владеет собой. Резко встает, подходит к бару, чтобы выбрать алкоголь. Быстро берет первую попавшуюся бутылку и садится обратно в кресло. Я сижу на том же самом месте, где несколько минут назад сидел Руслан. Здесь даже пахнет его духами, но я не обращаю на это никакого внимания.

Мне нужно знать, что происходит.

Марк все это время берег меня, как хрустальную вазу, боялся, чтобы внешний мир не разрушил мою доброту, но после того, как я увидела Руслана, мир вдруг перевернулся. Он полностью подтвердил славу о себе, оправдал то, что я узнала тогда от Марка. Он — тот, кому наплевать, как и каким способом. Если он захотел — это должно у него быть. Даже спустя семь лет.

— Он вернулся ради мести, — яростно произносит Марк. — Семь лет ждал, — он усмехается. — Представляешь? Я думал, что всё… с ним покончено, а он вот, явился! Права качает и о себе заявляет. Сопляк!

Следует удар кулаком по столу. Марк опрокидывает стакан и залпом осушает его. Наливает еще, прикуривает сигарету, выпуская сизый дым в воздух и смотря прямо перед собой.

— Но что он может сделать?

Марк смеется. Надрывно, громко, как-то отчаянно. Я впервые вижу его таким растерянным и одновременно не понимающим, как быть дальше.

— О-о-о-о-о, — тянет он. — Теперь он может сделать почти всё, — Марк усмехается, и швыряет стакан на стол.

Тот грохотом приземляется на поверхность. Этот стук отдается у меня где-то в сердце. Я еще не понимаю, что будет дальше, но от его “Теперь он может все” становится не по себе. Что значит, может все?

— Знаешь, кем он стал? Главным криминальным авторитетом города, представляешь?

— И он может тебя посадить?

— Он может меня даже убить! — горько произносит Марк, беря бутылку и отпивая прямо из горла.

— Но как? Ты сделал что-то противозаконное, чтобы тебя посадили?

— По его мнению сделал, — кивает он.

— И что?

— Забрал тебя. Я всего лишь, блять, забрал тебя, представляешь? — он бьет кулаком по столу. — Всё из-за тебя в моей жизни. Спортивная карьера пошла под откос, теперь это! Всё, сука, из-за тебя. Вот на хуй мне это надо?

Я не верю тому, что слышу. Даже щипаю себя за руку, чтобы отойти ото сна. Я все еще надеюсь, что сплю, правда, разъяренный Марк тут же приводит меня в чувство и показывает, что все происходящее никакой не сон. Он преодолевает разделяющее нас препятствие: обходит стол и оказывается совсем рядом.

— Рада, да? — он скалится. — Рада, блять, что он за тобой вернулся, а?

— О чем ты?

Я не то, что не понимаю, не верю, что это происходит на самом деле. Этого ведь не может быть. Не может. Что он такое говорит и почему я должна быть рада.

— Марк, ты не в себе.

— Конечно, не в себе, — он кивает и хватает меня за волосы, вынуждая подняться на ноги. — Пошли, давай, выебу тебя напоследок, а то после него ты мне на хуй будешь не нужна.

Мне хочется сказать “Марк, ты пожалеешь, отпусти, пожалуйста. Это все алкоголь”, но я молчу. Глотаю слова и стеклянными глазами смотрю куда-то мимо мужчины, пытаясь по крупицам сложить информацию. Я даже не сопротивляюсь, когда он разрывает на мне платье, когда расстегивает лифчик и целует. Я вдруг понимаю, что и тогда, семь лет назад, дело было не в алкоголе.

Иногда так бывает.

Ты живешь в идеальном мире, веришь людям, знаешь, что тебя не обманывают, а потом снимаешь розовые очки и понимаешь, что тебя окружает совсем не то. Что люди рядом ищут выгоду и делают из тебя доверчивую дурочку. Я как-то вдруг хочу поговорить с Русланом и спросить его о том, занимался ли он тем, в чем его обвинял Марк.

Проблема лишь в том, что я опоздала.

На семь лет.

Говорить нужно было тогда, когда я все узнала, теперь это больше не имеет смысла. Сейчас Руслан вряд ли даже разговаривать со мной захочет и будет прав.

— Ну что ты как неживая? — шепчет Марк, пытаясь поднять меня на руки, уперев о стену. — Помоги же мне.

Я слышу его слова, но будто не понимаю смысла. Верить тому, что он действительно это делает: пытается взять меня силой напоследок, потому что всерьез решил отдать другому, не хочется. Я вообще не могу связать происходящее воедино, не могу найти ему оправданий, да и вряд ли они имеются. И вряд ли были тогда, когда это происходило в первый раз.

— Я не хочу, — наконец, делаю попытку отстраниться. — Не хочу, отпусти меня!

Мне становится противно, что меня так нагло трогают. Пытаются поиметь мое тело. И не просто кто-то, а человек, с которым я провела семь лет. Который клялся, что любит меня и никогда больше не притронется, если я того не захочу. Тот, кто просил извинений, стоя на коленях, и спасал меня от насильников. Даже сейчас, когда он ломает мой отказ своими тяжелыми руками, я все еще ищу что-то хорошее в нем. Проматываю только положительные моменты, раз за разом прокручиваю прошлое, не припоминая ничего, что бы говорило о Марке, как о том, кто способен отдать женщину, лишь бы спасти свою шкуру. И о том, кто может запросто трахнуть ее, даже если она того не хочет.

— Марк, прекрати, прошу! — я действительно делаю это — начинаю умолять.

Я все еще хочу верить, что мне достаточно сказать “нет” мужчине, с которым прожила несколько лет. Это ведь нормально? Отказывать, если ты не хочешь. Интересно, как в семейной жизни? Если жена не хочет, муж все равно берет то, что хочет, потому что они связаны узами брака?

Мне почему-то становится дико страшно. Как тогда, когда на меня напали трое. Хотя, пожалуй, сейчас куда страшнее хотя бы потому, что человек напротив — тот, кого я знаю долгие годы. Неужели он притворялся и этот зверь, который приказывает заткнуть свой рот и раздвинуть ноги, всегда жил в нем? Может, это отчаяние? Понимание, что у тебя отбирают что-то дорогое?

С первым толчком его члена внутри меня, я прекращаю сопротивляться и закрываю глаза, ничего не чувствуя.

Ни-че-го.

Я подумаю об этом потом. Завтра. А лучше вообще никогда. Забуду, выкину из воспоминаний и не буду думать. Это же возможно? Можно забыть о том, что тебя взяли против воли? Я семь лет не могла забыть попытку изнасилования, вряд ли получится выбросить из головы то, что происходит сейчас.

— Не отдам! — рычит Марк, покрывая поцелуями мое тело. — Ни хуя он тебя не получит. Ты — моя. И после него тоже моей будешь.

Когда все заканчивается, я просто кое-как запахиваю платье на груди и выхожу из кабинета. Долго сижу под душем, смывая с себя прошлый день. Получается плохо, потому что о случившемся напоминают багровые отпечатки от пальцев на внутренней стороне бедер, на руках, запястьях, синяки на груди, появившиеся от грубого касания.

Понимаю ли я, что случилось? Скорее нет, чем да. Единственное, о чем я думаю, что отдала семь лет своей жизни тому, кто все эти годы уверенно держал меня в неведении, кто притворялся тем, кто души во мне не чает, тем, кто любит и жить не может, если меня не будет рядом. Семь лет я носила розовые очки, а теперь они разбились стеклами внутрь. Больно до крови из глаз.

Из ванной я выхожу спустя час. На моей кровати уже сидит Марк. Он похож на побитого провинившегося кота, но почему-то я ему больше не верю. А еще жутко боюсь подойти ближе.

— Ева… — Марк, наконец, поднимает голову.

Утыкается в меня взглядом, проводит им по рукам, шее, спускается ниже. Он кривится, когда замечает синяки и поднимается, приближаясь. Все, как и прошлый раз: он встает на колени, обнимает меня за ноги, утыкается носом в живот и просит прощения. Правда, на этот раз виртуознее: к словам добавляются слезы, но я его даже не слушаю. Просто стою с опущенными по швам руками и смотрю вперед. Мне больше не жаль его, я не хочу понимать, почему он так поступил и не хочу прощать.

— Ну что ты молчишь? — Марк поднимает голову, понимая, что я никак не реагирую.

— Я хочу уйти, — произношу, едва шевеля губами. — Прямо сейчас.

В этот момент я все еще верю, что у меня есть такая возможность. Что он отпустит меня, стоит захотеть. Я была рядом с Марком не потому, что он мне угрожал или требовал, это был мой выбор. Моя благодарность за все, что он сделал для меня. Для моей матери. Благодарность за спасение от насильников и за то, что моя мама до сих пор жива.

Сегодня чаша благодарности иссохла. Он опустился до насилия, а это в моем понимании — не прощается.

— К нему? — он усмехается и поднимается на ноги. — Ты этого ждала, да? Что он придет за тобой весь такой крутой и можно будет меня бросить? Этого, мразь?

Я отшатываюсь, когда его ладонь со всей силы касается моей щеки. Вмиг пропадает желание что-то говорить, возражать или возмущаться, просить меня отпустить. Хочется закрыться руками и осесть на пол, умолять, чтобы он больше меня не трогал, но Марк идет дальше. Хватает меня за шею и толкает к стене так, что я ударяюсь затылком и перед глазами мутнеет.

— Ты никуда не уйдешь, — шипит он, глядя в мои глаза. — Никогда, поняла? Он выкинет тебя на улицу, а я подберу, но одна ты не будешь. Никогда! Я не позволю тебе уйти от меня, поняла? Не позволю! От Марка Лебедева не уходят. Ни-ко-гда!

Его взгляд горит безумием, а рука сжимает шею сильнее.

— Замаскируешь лицо и пойдешь ублажать его. Вспомнишь, какого это заниматься сексом с молодым, — Марк скалится. — Сделай все так, как он попросит. После тебя будет ждать машина. Не сядешь в нее — я подниму дом твоих родителей на воздух вместе с ними, поняла меня?

Он встряхивает меня за плечи и уходит. Громко хлопает дверью. Сейчас самое время плакать, но слез почему-то нет.