Ведьмина внучка

— Дядь Миш, можно я с ней немного наедине побуду? — Лёха просил, Михаил всё понимал и не противился. Он поцеловал Милку в макушку и вышел в коридор. Сам был молодым, знал, что любовь делает. Может ей сейчас с этим неотёсанным балбесом и лучше будет. Разозлится на него и заорёт.

По коридору в направлении к палате шла медсестра, толкая перед собой инвалидное кресло. Увидев в коридоре Мишу, она пояснила, что врач просил привезти больную на МРТ для обследования. Мужчина согласно кивнул и пошёл на выход из больницы. Спустя минуту его нагнал Лёха.

— Сказали, на сегодня посещений хватит, завтра приходить.

— Да, — устало ответил Михаил.

— Дядь Миш, а можно я пока у вас поживу? Ну, пока с Милкой всё наладится, — попросил Лёха.

— Живи. Только когда это всё наладится? Тебе на работу не нужно что ли, кто ты по профессии?

— Нет, я в отпуске, — ушел от ответа Лёшка и молча потопал за отцом своей девушки в машину. По дороге до дома ни один не проронил ни слова, ехали, погруженные каждый в свои мысли.

* * *

Мила ехала в кресле на МРТ и думала. Она потеряла голос, полностью. Язык отказывается её слушаться и звуки, которые она может произнести, похожи на мычание больной коровы. Но! Теперь она видит ауру людей. Раньше, чтобы разобраться в человеке и его проблемах, Милке нужно было погружение, лёгкая медитация, настрой. А теперь этого не нужно. Совсем. Она едет по коридору и видит за пару метров дыры в энергетической оболочке каждого пациента. Она различает разные оттенки и пятна, разрывы и выпуклости, толщину и структуру ауры. И самое интересное, она совершенно точно знает, что всё это значит. Как?

Там в избе, её мать ведьма говорила про котёл. Милка мешала это странное варево, мешала достаточно долго. Теперь уровень её знаний и умений повысился. Интересно, если вернуться в ту избу снова, как говорила рыжая, может получится вернуть голос. Достанет снова зелёную жижу, повозюкает в ней ложкой, а утром проснётся как новенькая.

«Точно, сегодня же ночью попробую!» — решила девчонка и спокойно отдалась на манипуляции врачей.

Но, чуда не произошло. По рекомендации лечащего невролога Мелану посадили на уколы. Какое действие оказывало лекарство на организм девушка не знала, но оно точно мешало ей погрузиться в осознанный сон и найти ведьмину избу с котелком знаний. Это её жутко бесило, и Мила неоднократно требовала отменить это издевательство над её организмом. Но папа и Лёшка горой стояли за врачей, умоляя потерпеть временные неудобства. Терпела. Голос не возвращался. Лечение провальное.

Спустя почти неделю Милка не выдержала. Она дождалась, когда отец и её парень уйдут и перестанут полоскать ей мозги. Дошла до кабинета лечащего врача. Написала отказ от лечения и поехала домой.

Меня ждут великие дела…

Хорошо, что она тогда попросила Лёшку привезти из дома одежду. Ей хотелось гулять, а не постоянно лежать в палате. Все тогда только обрадовались, а сейчас оказалось очень кстати. В кармане пуховика Милка нашла свою банковскую карту и немного мелочи. Домой в квартиру? Или сразу в деревню? На часах начало четвёртого, пожалуй сразу в деревню. Сегодня к ней в больницу уже никто не придёт, а утром, когда хватятся, Мила уже будет разговаривать, как прежде.

Она была на сто процентов уверена в своём плане, что даже не допускала и мысли о проигрыше. Бабулина перина, особые молитвы, свечи и травяной настой обязательно сделают чудо. Она найдёт во сне ведьмину избу, снова достанет котёл и всё встанет на свои места. Ожидая своего автобуса, Милка приплясывала на остановке. Середина марта, а зима никак не хотела отступать. Мороз и пронзительный ветер взъерошивал волосы даже в капюшоне и леденил пальцы рук и ног. Наконец, старая газель подъехала, и все пассажиры, нетерпеливо толкая друг друга локтями, ринулись в теплый салон маршрутки.

Примерно через час Милка отогревала озябшие пальцы возле открытой затворки печи. Дрова занялись быстро, пламя гудело, огонь ласково облизывал сухие поленья березы. Тёплый родной запах, глаза от удовольствия закрывались, и в голове мелькали приятные детские воспоминания. Хорошо. Тихо. Спокойно.

Чайник вскипел. Крутой кипяток струёй, бурлящей пузырьками, заполнил пузатый заварочник с приготовленным сбором трав. По кухне разнёсся густой тяжелый запах разнотравья. Мила подождала определённое время и налила себе отвар в большую толстостенную кружку. Блаженство, нега, эйфория — это всё не то, Милу наполняло тягучее, заполняющее каждую её клеточку, спокойствие. Она делала глоток, и вместе с чаем в неё входила уверенность и ощущение огромной внутренней силы. Будто сейчас в ней сосредоточена вся вселенная и осталось только найти нужный тумблер, чтобы нажать на него и включить трансляцию в мир. Непередаваемое чувство принадлежности всем и всему. Её самой нет, каждая частичка её души и тела давным-давно отдана миру и служит ему во благо.

Открывать глаза не хотелось, она светила, расходясь лучами далеко за пределы избы, деревни, да и вообще этой планеты. В ноги от центра Земли заходила обжигающая яркая энергия и, проходя сквозь всё тело, вырывалась белым столбом чистейшего света через открытый рот, обращенный к потолку. Что это? Как? Вопросы терялись в беззвучном рёве светового потока. И вместе с вырывающимся из неё светом ревела и она. Гортанный долгий выдох, как оглушающий крик звенел в её ушах, когда воздух в лёгких закончился, и она без сил опустила голову на стол.

Сколько она так пролежала, неизвестно. Силы встать появились, когда уже за окном была непроглядная темень. Немного покачиваясь Милка дошла до бабулиной комнаты и рухнула на пуховую перину не раздеваясь. Сон накрыл мгновенно. Хаотичные вспышки, искры, ветер. Мила вспомнила во сне, куда она хотела попасть, и всячески пыталась найти правильный путь. Но белая крупа колючего снега не давала ей сделать и шага. Стоя на одном месте Меланья оглядывалась по сторонам, но плотная тьма окружала её со всех сторон.

Становилось жутко. Краем глаза она уловила движение в свою сторону справа, потом и слева. Чёрные тени мертвой хваткой вцепились в кисти её рук и потянули в противоположные стороны. Усилий с её стороны не хватало, чтобы отцепиться от этих тварей. Руки буквально вырывали из плечей. Мила услышала хруст ломающихся костей и разрывающейся плоти. Дикая боль. Крик. Пробуждение.

За окошком только-только начинало рассветать. О том, чтобы снова заснуть не было даже и речи. Милка внимательно осмотрела свои руки, на запястьях были черные синяки от чьих-то пальцев. Сняв толстовку, на плечах она также обнаружила обширные кровоподтёки.

«Это уже не шутки», — подумала девушка. — «Если всё и дальше будет происходить так стремительно, то меня просто разорвут во сне, и я не проснусь. Что со мной было вчера?»

Вопросов было больше, чем ответов. Точнее ответов не было вообще, были только смутные предположения. Встав с кровати, девушка полезла в комод, чтобы достать и зажечь свечи. Пламя всегда успокаивало её, уравновешивало, дарило лёгкость. Вот и сейчас, наблюдая за покачивающимися из стороны в сторону огоньками, она перестала гонять в голове дурные мысли. Взгляд пробежал по старинным иконам, стоящим на полке, и зацепился за маленькую чёрную книжечку. Это она её туда положила, в надежде потом разобраться с непонятным языком.

Протянув руку, пальцы коснулись холодной кожаной обложки. Вот первый разворот с подписью «Васса». То, что написано выше, она прочесть не могла, или могла… Мила несколько раз моргнула и посмотрела на надпись ещё раз. «Обязуюсь служить до окончания жизни и после передаю душу в полное твоё распоряжение». Клятва на крови, интересно. Полистав немного книжечку, Мила увидела много различных заговоров, записанных от руки. Большинство из них она знала, но были и те, о которых она никогда не слышала. В некоторых местах были закладки для удобства, какие-то строки обведены красным карандашом. Зачем бабушка хранила эту книжку, если она не её. Это явно чёрная магия, Марфа её знала, но не использовала. И Милку ей учила лишь вскользь, для полноты картины мира. Нужно найти эту Вассу, кто она, жива ли?

Рука на автомате потянулась к телефону и набрала номер отца:

— Пап, привет, ты не знаешь, кто такая Васса?

В трубке было мертвое молчание, а потом раздался восторженный возглас отца:

— Милка, ты говоришь! Боже, как я рад, наконец-то, как это произошло? Я сейчас же к тебе еду, мы едем, — поправился он от ворчания Лёхи на заднем фоне.

— Папа, — с удивлением произнесла она, будто пробуя на вкус озвученное слово. — Пап, я в деревне.

— Как в деревне, в какой деревне? — не понял Михаил.

— В бабушкином доме, — ответила она и повесила трубку.

Боже, она снова говорит. Ей даже не понадобился котёл с мутной жижей. Она сама. У неё получилось. Это реально чудо. Когда это произошло? Вчера, после того как она пропускала сквозь себя поток света. Или ночью, когда её рвали на части. Теперь это неважно, важен результат. Меланья вдруг ощутила всеохватывающее ликующее чувство превосходства. Грудь вздымалась от восторженного дыхания, глаза горели, сердце хотело творить.

— Меня ждут великие дела, — засмеялась от радости девушка, с улыбкой глядя на себя в зеркало

Всё кувырком

Всё кувырком. Мать умерла, сама она тоже чуть не умерла. Мужчины это мужчины, она их пока вообще не понимает. Если отец дочку в любом случае поддерживает и успокаивает, то Лёха повёл себя совсем не так, как она от него ожидала.

Хотя зачем на него обижаться, он молодой активный парень, не будет же он вечно сидеть с ней в деревне и помогать разбираться с играми разума и свалившимся даром. Она много сканировала парня. И если изначально чувствовала его любовь и страсть, то позже это чувство начало остывать. У Лёхи постоянно были дела в Москве, сходки с дружбанами, весёлые посиделки. Милка изначально его зацепила своей яркостью и необычностью. Потом же он понял, что почём, и скорее боялся её реакции на правду. А девушка прощупывала себя, нужен он ей или не нужен? Оставить или отпустить? В конце концов, в последний его приезд она завела разговор о бесполезности их отношений. Лёха сначала вспылил, начал оправдываться, но когда понял, что Милку не обмануть, то затих. Юная ведьмочка пожелала парню счастья в жизни и пообещала не преследовать его, а полностью забыть.

Несколько раз звонила художница Лера, но Меланье было не до рисования. Заточив себя в бревенчатой избе бабки Марфы, Милка совершенно не хотела выходить в люди. И если днём было всё более менее нормально: дом, быт, изучение себя и своих способностей, она даже принимала тех, кто нуждался в помощи. То ночью начинался её личный кошмар.

Плотная темнота окутывал её сразу же, как только она погружалась в сон. Со всех сторон нападали скользкие холодные сущности. Её толкали, пинали, глушили громким криком, хохотали над её беспомощностью. Котёл, про который тогда говорила рыжая ведьма, совершенно не помогал, Мелана так и не смогла найти путь в ту избу. Бабуля, сколько не просила и не звала Милка, тоже не появлялась. Везде был блок. Помощи не было. Всё сама.