Хроники сыска. Сборник рассказов (1876-1880 годы)

— Не верю, Павел Павлович, но деваться некуда. Если Рубочкин солгал — нас определенно убьют, если нет — у Титуса появляются шансы.

— А не ехать вы не можете?

Благово посмотрел на Косаговского, тот смутился:

— Извините, Павел Афанасьевич… Как собираетесь штурмовать этот притон?

— Чуварлей — большое село. Крестьянских дворов около трехсот, они стоят в четыре порядка. От старого Сибирского тракта до села примерно две версты. Дальше — усадьба, в ней около десяти строений. И, наконец, конезавод с казармами для рабочих. Собственно село нас не интересует. Нужно будет блокировать усадьбу и отсечь ее от казарм, где живут верные Мамину люди. Слабые сразу побегут; для их поимки поставим наружное оцепление. Дороги перекроем патрулями. Бой я ожидаю только в самой усадьбе — туда войдут двадцать человек самых решительных. Главное — не упустить князя!

— Удастся ли полицейскому отряду подобраться незамеченным? Наверняка там есть предупредительная служба.

— Имеется, причем на тридцать верст вокруг, а также в уездном городе. Но если применить солдатскую смекалку…

В Нижнем Новгороде почти сутки Благово, Каргер и Всеволожский разрабатывали план захвата главной станции. Решено было, что Павел Афанасьевич приедет в Чуварлей с денщиком, роль которого исполнит старший городовой Тимофеев. Этот человек обладал огромной физической силой; однажды он в одиночку задержал четырех опасных дезертиров. В местном цейхгаузе с трудом нашли солдатский мундир подходящего размера. Также Благово прихватил с собой маленький, но мощный «трэнтон» двадцать пятого калибра,[23] который спрятал во внутреннем кармане доломана.

Телеграмму от имени Рубочкина коллежский асессор послал еще из Петербурга, в ней была фраза, что «интенданты ведут себя благородно». Второе донесение сфабриковали так, будто бы оно пришло из Варшавы. Из Нижнего Благово телеграфировал Мамину уже от имени подполковника Порюса, прося встретить его в Теплом Стане завтра в одиннадцать часов до полудни.

За час до приезда лжегусара в Чуварлей должен был войти под видом Курмышской конвойной команды полицейский отряд. Конвой несколько раз в году останавливался в селе на дневку, поэтому в его появлении не было ничего необычного. Для большего правдоподобия поручик и старший унтер-офицер команды были настоящими, хорошо знакомыми местным жителям.

Хуже обстояло дело с кавалерией, из которой надлежало составить оцепление и патрули на дорогах. Как известно, во внутренних губерниях она полностью отсутствует, дислоцируясь на западной границе и в областях казачьих войск. По счастью, Всеволожский только что закончил формирование конно-полицейской стражи. Ночью пятьдесят верховых должны секретно выйти из Нижнего Новгорода, к двум часам дня достигнуть деревни Сарбаево, там свернуть с тракта и окружить Чуварлей. К половине третьего заставы перекроют дороги на Скрыпино, Старую Назаровку и Малое Игнатово; в это же время пешая полиция из села пойдет на штурм усадьбы. Успех операции, а также жизни Благово, Тимофеева и Титуса зависели от слаженности действий всех сил.

С тяжелым сердцем въезжал Павел Афанасьевич на маминском экипаже в Чуварлей. Жив ли еще Яан? Вот сейчас и узнаем. Заодно выяснится, сколько жить тебе, господин коллежский асессор…

Седобородый управляющий встретил гостей на крыльце усадьбы и сразу заселил их во флигель. Три опрятных комнаты с хорошей обстановкой, еще одна заперта на ключ… Окна выходят на пруд и на яблоневый сад, слегка запущенный. Молчаливый лакей разложил вещи и уселся у двери в ожидании приказаний. Управляющий предложил баню с дороги, но Благово уклонился и попросил обычного умывания. Его «индусская» смуглость могла после парной сойти на нет. Вдруг в сенях раздались торопливые шаги и в комнату ворвался — Титус! Живой и здоровый.

— Здравствуйте, ваше сиятельство! Как жизнь, Тимофеев? — затараторил он. — Я уж тут заждался, все занятия по десятку раз перепробовал. Васька! Бегом за пивом, да смотри, чтоб холодное было.

Лакей вышел. Благово хотел кинуться Яану на шею, но тот демонстративно прикусил язык и скосил глаза в сторону запертой комнаты.

— Договорились ли с Соловово, ваше сиятельство? Уж больно жаден…

— Ха! Выпил полведра водки и на все подписался. Савва Прович тоже мастак убеждать. Поехал с Перельмутером в Варшаву, в военно-окружное управление; через два дня вернется сюда. А я пока с князем здешним познакомлюсь да чуток отдохну. Два года в отпуску не был! Где он, кстати?

— Вот я вас сейчас к нему и проведу.

Как только они вышли из флигеля, Благово быстро произнес:

— Штурм ровно через полтора часа. Держись ближе к Тимофееву.

Первая беседа двух князей оказалась на удивление короткой. Мамин дружески пожал Порюсу руку:

— Наслышан, наслышан! Рад наконец познакомиться. Рубочкин прислал мне телеграмму из ста трех слов, описывая ваши переговоры. Сегодня уже из Варшавы телеграфировал: все хорошо, выезжает сюда. Чего это его в Варшаву потянуло?

— Это самая свежая и интересная новость. Хорошо начинаем сотрудничать, князь! Нашему округу поручено собрать отряд из двух тысяч лошадей для нужд Черняева.[24] Триста рублей за штуку безо всяких торгов! Берутся только строевые и вьючные четырехлетки. Официально мы с Турцией не воюем, потому наша поставка — большая государственная тайна; деньги Военное министерство выделяет из секретного фонда. Каково, а?

— Весьма интересно.

— Сколько можете поставить в две недели?

— Двести — двести пятьдесят, но среди них есть гужевые и упряжные.

— Немножко упряжных допускается.

Беседу прервало появление сконфуженного управляющего.

— Князь Сергей Сергеич — беда! Повар, свинья, жаркое пережег! Прикажите хоть ухи по-быстрому для дорогих гостей сготовить…

Раздосадованный Мамин вышел в приемную и очень скоро вернулся обратно в кабинет.

— Вот шельма! Опозорил меня перед вами, а вы с дороги. Принужден просить вас обождать еще не более трех четвертей часа. Сейчас уже готовят сурских стерлядей. Вы ели когда-нибудь сурских стерлядей, князь? Они особенные, лучше волжских.

— Раз только в «Палкине» довелось. В Петербурге их почти не бывает, а уж в Варшаве тем более.

— Подождите покамест во флигеле, я приказал принести туда наливок и закуски. Самое позднее через час… Ох, подвел, подлец! Выгоню я его, ракалью, и поделом!

Титус с Благово вернулись обратно во флигель встревоженные. Похоже, у князя что-то случилось не по плану. Павел Афанасьевич жестами велел Яану и Тимофееву забаррикадировать выход из запертой комнаты диваном, причем по возможности бесшумно. Усевшись затем за стол, сыщики завели пустую беседу, то и дело поглядывая на стрелки брегета. До штурма оставался еще целый час.

Тем временем в кабинете Мамина происходил бурный разговор. Управляющий привел одного из рабочих с конезавода по прозвищу Васька Чугунная Шишка.

— Точно он? Не обознался? — спросил его князь.

— Как есть срисовал! Фамилие евойное — Благово, служит в Нижнем помощником начальника сыскного отделения. Всем тама заправляет, начальник у них спрыть ево пустое место. Умища необыкновенного: нашего брата наскрозь зрит. Самый разопасный во всей полиции человек. Я споначалу-то ево не признал — волос черный, в гусарском мундере; но как цыкнул он на свово денщика, так сразу и открылось мне…

— Так. Теперь понятно, в какую «Варшаву» Рубочкин уехал. А продал ведь, подлец! Слово «благородно» указал, мы и купились. Ступай за ребятами. Приведи Гаврилу, Сашку-Капрала и еще человек пять, кто поопытней; ножи с собой возьмите.

Чугунная Шишка ушел, а Мамин посмотрел на управляющего:

— Что мне делать, дядя Евсей?

— Бежать, Сережа. Я слышал про Благово — с ним шутки плохи. Это хвост от убийства Быткина; мы должны были догадаться.

— Их всего трое…

— Не глупи, Сереженька. Конвойная команда в село на постой пришла. Я поглядел — поручик знакомый, да и успокоился. Теперь уж ясно, что это за конвойцы. Беги! Шкатулки обе возьми, мы давно их собрали, и беги. Тысяч с триста в них есть. Ребятушки за сыщиков примутся, начнется заварушка. Пока разберутся, ты уж далеко будешь. Я запрягу тебе Абрека.

— Бежим вместе, дядя Евсей! Куда я без тебя?

— Обоим сразу нельзя. Ребятушки поймут и разбегутся наперед — тогда и тебе не уйти. Себя спасай — я уже старик! Покомандую сколь получится, глаза им отведу, а ты поспешай!

— Кого мне с собой взять? Одному с такими деньгами опасно.

— Эх, Сереженька, какой ты еще неопытный… С такими деньгами только одному и можно. Любой соблазнится, в первом же лесочке и закопают. Помни мой завет: никому не верь!

— Хорошо, дядя Евсей. Я тебя вытащу! Адвоката найму такого, что даже в подозрении не останешься. А сейчас, когда я стану команду давать сыщиков резать, ты уходи. Без тебя дело было! Ты — управляющий, твое дело хозяйство, знать ничего не знаешь.

Тут вошла сразу целая толпа молодцов самого варначьего вида, и управляющий удалился распорядиться насчет брички. Мамин проводил его взглядом, потом глянул сурово на свою гвардию.

— Ну, что, орлы, достукались? Наследили! Сыщик к нам приехал. Ремонтера играет и думает, что обдурил нас. Как ремонтер, он везет с собой пятьдесят семь тысяч будто бы для закупки лошадей. Только что тряс тут ими… Пустите ему вохру — деньги ваши, только, чур, меня не выдавать. Я при этом присутствовать не должен. Скатаюсь в волость, вернусь через три часа — чтоб к этому времени были уже холодными! Зароем в навоз — черт не сыщет. Там их трое, один на вид крепок; но и вы ребята теплые — чай, справитесь?

— За пятьдесят семь тыщ, князь, мы тебе гвардейский батальон вырежем, не то что троих фараонов, — успокоил Мамина коротко остриженный верзила, беглый с каторги по прозвищу Сашка-Капрал.

— Там, во флигеле, в запертой комнате спрятан Петруха. Как начнется, он ударит им в спину. Хитростью зайдите, без шума. Я им закуски обещал, вот вы их будто бы и несете. Только не все семеро, а двое; остальные крадучись подбирайтесь, чтобы в окна не увидели!

— Разберемся, не впервой…

В дверь просунулся управляющий:

— Готово, Сергей Сергеич.

Мамин отпустил варнаков, прошел в свой кабинет. Рассовал по карманам сюртука револьвер, дворянский паспорт на чужое имя, пачки купюр. Подхватил две увесистые шкатулки — одну с золотом, другую с процентными бумагами крупных номиналов, вынес их на двор, положил в бричку под ковер. Красавец конь, предчувствуя гоньбу, прядал ушами.

— Прощай, дядя Евсей. Вытащу!

— Прощай, Сереженька! Не забывай старика. А помнишь, как я тебя маленького по грибы водил?

Они обнялись, поцеловались. Мамин сел, не мешкая хлестнул скакуна по ребрам. Тот сорвался с места как вихрь, легко и быстро вынес бричку на дорогу и полетел к старому Сибирскому тракту. Через пять минут князь уже въезжал в Скрыпино. Глянул на запад — оттуда, вздымая пыль, неслась колонна всадников; до них было не более версты. Основные силы колонны рассыпались влево и начали по полям окружать Чуварлей со всех сторон, несколько верховых бросились по тракту к бричке. Мамин усмехнулся, повернул на восток и огрел плетью Абрека что было силы.