Волчья ночь

Глава 19

Эдуард вернулся ближе к ночи, раздраженный и колючий. Он ввалился в библиотеку и бухнулся в широкое кресло. Я оторвалась от книжки и посмотрела на него. Мой волк некоторое время сидел в задумчивости, потом повернулся ко мне и протянул руку.

— Иди ко мне, родная, — позвал он.

— Я читаю, Эдик, — ответила я. — Ты есть хочешь? Я сейчас распоряжусь.

— Иди сюда, — в его голосе зазвучал металл.

— Эденька, — я привстала, но тут же села обратно. — Что-то случилось?

Мой волк рывком поднялся с кресла, подошел ко мне, схватил за руку и потащил к креслу, усаживая к себе на колени.

— Если я сказала "иди сюда", ты встала и подошла, что в этом может быть непонятного? — чеканил каждое слово Эдуард.

— Ты взвинчен, — попыталась я объяснить, что не хочу подходить к нему, когда он такой. — Ты есть хочешь?

— Эля, не зли меня, — глухо произнес он, и я сразу сжалась. Память- вещь поганая, всегда напомнит о том, о чем хочется забыть. — Если я захочу есть, я скажу об этом.

— Хорошо, — я кивнула и отвернулась.

Эдуард взял меня за подбородок и повернул лицом к себе, вынуждая смотреть в глаза. Я вздрогнула, в темно-карих глазах разгорался огонь.

— Эденька, мне надо отойти, — я попыталась встать, но он не позволил. — Пожалуйста, милый…

— Не сегодня, Эля, не с егодня, — ответил он, поднялся и понес меня к столу.

Оде жда затрещала и полетела на пол.

— Эля… — прошептал мой жестокий волк и кинул меня на стол…

… Я бреду по коридорам особняка, немного прихрамывая. Укус взбешенного черного зверя еще болит. Мне муторно сидеть в спальне, как велел Эдуард, и я слоняюсь по дому, не зная, куда себя деть. Излюбленный мой путь в библиотеку, туда я и направляюсь, собираясь сбежать в мир книг. Библиотека на первом этаже, я морщусь и спускаюсь вниз, иногда останавливаясь и прислушиваясь, не идет ли Эдуард.

Дверь в библиотеку послушно открывается, я не спеша ковыляю и замираю, потому что слышу плач. Плачет женщина, плачет горько, навзрыд. Я оглядываюсь, но никого не вижу, потом прислушиваюсь и понимаю, что плач слышится из-за стеллажей. Крадусь практически на цыпочках. Какая-то несчастная женщина спряталась, чтобы выплакаться, а я нарушаю ее уединение. И все же я не могу не посмотреть, возможно что-то случилось и нужна помощь.

Женщина сидит на полу, уткнувшись себе в колени и рыдает. Строгий черный костюм выдает ее.

— Наталья Викторовна? — произношу я помимо воли, хотя было желание исчезнуть.

Она вскидывает голову, потом спешно вытирает глаза и поднимается с пола.

— Что вы хотели, Эльвира Константиновна? — Эдуард заставил всю прислугу обращаться ко мне именно так, даже Наталью.

— Просто Эльвира или Эля, — досадливо морщусь я. — Наталья Викторовна, что-то случилось?

Она выходит из-за стеллажа и направляется к столу, я хромаю следом. Женщина смотрит на меня и вдруг улыбается, но не злорадно, грустно улыбается.

— Эдик умеет делать больно, — говорит она. — Лучше не зли его.

— Он сам хорошо злится, — мрачно отвечаю я.

— Я по началу делала много ошибок, — Наталья первый раз разговаривает со мной мирно. — Вожаку нельзя перечить, его слово закон. И лучше это запомнить сразу, а ты, как камикадзе, раз за разом вынуждаешь его наказывать тебя.

— Я хочу уйти отсюда, — тихо говорю я. — Я хочу домой.

— Это невозможно, девочка, — Наталья грустно качает головой. — Я тоже хочу уйти, хочу покинуть это место, но вывести меня может только Эдик, а он не выведет. Хоть наши отношения в прошлом, но я так и остаюсь его женщиной.

— Не многовато ему женщин? — усмехаюсь я.

Наталья тоже усмехается, и мы молчим, не глядя друг на друга. Она вытирает слезы, и мне жалко ее до такой степени, что я тоже начинаю плакать. Еще одна несчастная женщина рядом с Эдуардом. Сколько их было? А сколько еще будет?

— Соглашайся принять его дар, Эля, — неожиданно говорит Наталья. — Такое предложение делают только одной женщине, одной единственной, слышишь, Эля? К сожалению, это не я.

— Мне не нужен его дар, — получается резко.

Наталья некоторое время рассматривает меня, потом качает головой:

— Бедный Эдик, бедный, бедный Эдик, — наконец, говорит она, и я возмущенно смотрю на нее. — Ты терзаешь его, девочка. Потом он терзает тебя. Единственная женщина, которая затронула сердце сурового волка, оказалась не для него. Но Эдик этого никогда не поймет. Печально. — она снова усмехается. — А мне не осталось ничего. Когда он привез меня сюда, я стала настоящей хозяйкой этого дома, потому что Кристину никогда не интересовало хозяйство. Да и терпел он ее в надежде только на наследника. Если между ними что-то и было, то закончилось еще до того, как Эдик привез меня. Он называл меня идеальной женой, но дар не предлагал. Я чувствовала себя нужной ему. Если Эдику было плохо, он шел ко мне, если хотелось поговорить, он шел ко мне. Когда на ложе он уже не желал меня видеть, то все остальное принадлежало мне. И вот не осталось ничего. Я уже не хозяйка, я просто управляющая, такая же прислуга, как и все другие. Я так устала от всего, — Наталья прячет лицо в ладонях и снова плачет.

Я молчу, мне нечего ей ответить, а слезы жалости возобновляют свой бег. Дверь в библиотеку открывается и входит тот, о ком мы говорим. Эдуард скользит взглядом по своей бывшей женщине, отдавшей ему свои лучшие годы, в прямом смысле этого слова. Потом переводит взгляд на меня, видит слезы и хмурится.

— Что здесь происходит? — спрашивает он. — Натали, почему Эля плачет?

— А я, Эдик, я ведь тоже плачу! — она вскакивает из-за стола и выбегает из библиотеки.

Мой волк подходит ко мне и присаживается на корточки. Я отворачиваюсь, но он берет меня за подбородок и разворачивает лицом к себе.

— Что случилось, родная? — спрашивает он. — Она тебя обидела?

Я смотрю на него и не понимаю, как можно быть таким?! Наталья все бросила ради него, поехала в неизвестность, отдала ему свою душу, свою жизнь, а его даже не интересуе т, что с ней происходит!

— Отпусти, Наталью, — прошу я. — Отвези ее домой, ей здесь плохо.

— Это не должно тебя волновать, — говорит Эдуард, говорит мягко, но я понимаю, что нужно закрывать тему.

— Эденька, ей плохо здесь, — я понимаю, но не могу смолчать. — Пожалуйста… — и смотрю ему в глаза.

— Эля, не лезь не в свое дело, — уже более жестко отвечает мой волк.

— Но… — делаю я еще попытку.

— Хватит, — рычит он, и я вжимаю голову в плечи.

Эдуард начинает злиться, я вижу огонек в его глазах, вижу, как ходят желваки. Набираю в легкие побольше воздуха и, словно прыгаю в воду, впиваюсь ему в губы. Мой волк рычит, но уже не от ярости, и усаживает на стол… Через несколько дней большой автомобиль Эдуарда увозит Наталью…

… Слез нет, совсем нет. Я знала, что так однажды случится, что зверь победит все его благие намерения. Собрав остатки одежды, я молча покинула библиотеку и пошла в свою бывшую комнату. Эдуард остался внизу. Когда я уходила, он не смотрел на меня, я не смотрела на него. Было ли мне противно, больно, обидно? Нет, мне было все равно, и он это понял.

В своей комнате я залезла под душ и долго стояла под теплыми струями, ни о чем не думая. Когда открылась дверь, я не слышала. Эдуард вошел очень тихо и какое-то время стоял, молча наблюдая за мной. Я даже не сразу его заметила. Когда я выключила воду, он накинул на меня полотенце и понес в свою спальню. Назвать ее нашей у меня не поворачивался язык, хоть я там и прожила четыре с лишним года. Эдуард аккуратно вытер меня, я взяла ночную сорочку, молча одела ее и так же молча легла. Он лег рядом, не трогая меня. Я слышала его дыхание, знала, что он не спит, как и мой волк знал, что не сплю я.

— Эля, — позвал он, я промолчала. — Эля, не молчи.

— Спокойной ночи, — отозвалась я и отвернулась от него.

Эдуард придвинулся ближе и обнял меня. Я не шевельнулась.

— Девочка моя… — снова попробовал начать разговор мой бывший хозяин.

— Что у тебя случилось? — спросила я. — Что привело тебя в такое состояние?

Мой волк еще крепче обнял меня, попытался поцеловать, но я отодвинула голову, он не настаивал.

— То, что я почувствовал сегодня, — сказал Эдуард. — Границу пересекли, я такое не могу не заметить. Стражи никого не почувствовали. Я обежал стаи, там тоже никого нового не появилось. Но я все время чувствую чье-то присутствие. И этот кто-то будто издевается надо мной. Только мне казалось, что я иду за ним, как понимал, что бегу по собственным следам! И еще чувство опасности, не могу от него отделаться. Но я разберусь, я найду.

— Ты сказал, что это не чужак, — почти равнодушно отозвалась я.

— Это и смущает. Он прошел границу, не разрыв, именно прошел границу территорий. Мне это не нравится. Я был на взводе. — и добавил уже тише. — Прости меня, родная. Я не хотел срываться на тебя.

Я промолчала, пытаясь найти тему для разговора, потому что понимала, что мой волк хочется выговориться, а говорить о произошедшем я совсем не желала. Я вспомнила, что в семьях волков обычно всего по одному волчонку, не смотря на долгий срок жизни.

— Эдик, — теперь я его позвала.

— Что, родная? — с готовностью отозвался он.

— Почему у оборотней всего один ребенок? — спросила я.

— Ты хочешь поговорить об этом сейчас? — удивился мой волк, но все же ответил. — Это из-за двойственности нашей сущности. Слишком многое должно совпасть у родителей, потому чаще всего бывают выкидыши или у волчицы совсем не получается забеременеть. Потомство мы бережем, как никто. С человеком беременность таких проблем нет, но очень редко передается и зверь. Были случаи, когда оборотень в ипостаси зверя сходился с волчицей, обычной волчицей, живым такое потомство не рождается.

— Гадость какая, — фыркнула я.

— Гадость, — усмехнулся Эдуард. — Поэтому в моем лесу не водятся иные волки, кроме нас. При моем отце еще были, при мне нет. Не хочу, чтобы мои оборотни шли на запах течки.

— Прекрати, меня сейчас стошнит, — скривилась я, и он негромко рассмеялся.

— Это звериная натура, Эля, природа иногда жестоко шутит, — сказал мой волк и развернул меня к себе. — Что еще ты хочешь узнать?

Я задумалась. Был еще вопрос, который меня интересовал.

— Ты говорил, что ведьма прокляла ту деревню, сказав, что они только по ночам будут волками. Почему вы можете менять личину в любое время суток, и почему луна на вас не действует, как принято считать.

— Луна действует, но не на смену личины, — ответил Эдуард, нежно целуя мое лицо. — При полнолунии мы становимся агрессивней.

— А что по поводу смены облика? — напомнила я основную часть вопроса.

— Проклятье ведьмы распространялось только на деревню, а потомство Кнуда было от волчицы-оборотня из стаи на большой земле. Для смены личины не нужны особые условия, таковы все оборотни. Это одинаково развитые сущности одной личности. В нашем роду смена облика происходит практически моментально.

— Да, помню, вы рождаетесь вожаками, — усмехнулась я. — Давай спать, Эдик, я устала.

— Эля, — начал он, но я отвернулась, и Эдуард замолчал.

Мы долго лежали без сна, но когда веки начали смыкаться, раздался волчий вой. И, если бы Эдуард не лежал рядом, я бы подумала, что это он. Хотя, нет, тональность чуть отличалась. Но столь незначительно, что этого можно было вовсе не заметить. Мой волк вскочил с постели, обернулся зверем и убежал. Я мысленно сказала неведомому волку спасибо и уснула совершенно спокойно.