Моргемона

13. Кодекс любви

Колокола ревели несколько часов кряду, как она и велела. Но, невзирая на то, как яростно она ждала, горизонт оставался чист. Яркое солнце опаляло улицы Арау, и горожане, косясь на диатриссу и гвардию марлорда в чёрных гербовых накидках, спешили обойти звенящую от гула площадь.

«Третий час», — отсчитывала Гидра по городским часам. — «Нет, это невыносимо. Я даже не знаю, слышит он меня или нет. А время уходит».

Она уже успела незаметно приманить местных кошек. «Укажите мне, кто колдует на этом острове», — умоляла она, но пушистые, казалось, не понимали её.

А часы всё тикали.

Она соврала сэру Берегу, что ей нужно отойти в тень, и, борясь с волнением, ускользнула прочь. И побежала бегом прямиком в порт.

«Надеюсь, Манникс уже нашёл корабль, и мы сможем немедленно отплыть», — думала она, расталкивая людей на своём пути. Паника захлёстывала её. — «Но мы сильно отстали от фрегатов. Когда мы прибудем, Дорг будет весь объят огнём».

«И что ты с этим сделаешь?» — словно спрашивала её глухая к её лихорадочной беготне толпа. — «Кинешься в пламя к Авроре и Энгелю?»

«Хоть бы и так», — стиснула зубы Гидра.

Манникс заметил её мечущейся по порту и поймал за руку.

— Госпожа, — позвал он. — Нас ждёт каравелла. Пойдёмте, — он тоже был угрюм, но держал себя в узде. Гидра кивнула и последовала за ним, хмуро глядя ему на пятки.

Волны мирно шлёпались о пристань. Солнце светило на Аратинге ярко, как и всегда, будто не зная, какая буря вскоре разразится в Рэйке.

И вдруг раздались крики. Один, другой.

— Дракон!

— Смотрите!

Гидра замерла. Люди, уже привыкшие к разгулу Жемчужного и Рокота, спешно кинулись кто куда. Порт превратился в потревоженный муравейник. Храбрецы оставались смотреть в небо, но самые сметливые укрывались в домах и в тени мандариновых деревьев.

— Госпожа! Нам срочно нужно уходить! — прошипел Манникс и вновь попытался схватить диатриссу за рукав.

Но та вывернулась, пожирая глазами небо.

«Мордепал, иди ко мне, Мордепал», — думала она. — «Здесь тебе делать нечего. Просто покажись, и мы полетим на остров».

Мелодичный басистый рык, будто рёв лося, пронёсся над побережьем. И тут люди завизжали в голос. В порт опускался огромный ржаво-рыжий дракон с глазами алыми, как свежая кровь.

Гидра возликовала. Она одна кинулась навстречу растущей тени, а не от неё. И Мордепал, завидев её, издал удовлетворённый клёкот.

Громыхнули огромные когти: он оперся ими о крыши и брусчатку, продавливая их под своим весом. Затопорщилась короткая грива. И мощная, толщиной с саму морду, шея склонила к Гидре голову. Боком.

Крики и испуганные визги стихли. Люди разбежались по улицам, попрятались по кораблям. Даже Манникс улизнул за бочки с рыбой. Но теперь всяк смотрел, не отводя глаз, на рыжую диатриссу и её рыжего дракона.

Короткий миг повис между ними. Cтарый друг и старый враг, Мордепал привычно моргнул и чуть оскалил заднюю часть зубов: он словно усмехнулся ей. От того, как он налёг на порт, неся в себе весь жар послеполуденного солнца, стало трудно дышать. И поднятая пыль облаками медленно осела на его чешую.

— Мордепал… — произнесла Гидра, не чувствуя ни страха, ни волнения. Лишь уверенность в том, что дракон пришёл именно по её зову.

Да и разве могло быть иначе?

Она позвала его не приказом и не просьбой. Она позвала его внутренним порывом, который полностью отозвался в его натуре.

В груди защемило. Детская мечта рвалась наружу. Гидра сделала шаг вперёд, протянула к дракону руку — и тот, склонив морду, позволил ей коснуться своего носа. Чуть раздул ноздри; горячий воздух взъерошил Гидре волосы.

Ладонь её легла на жаркую чешую. И сердце забилось, будто ожив по-настоящему. Между ними натянулась незримая нить. И его огромное драконье сердце тоже стало биться быстрее, будто ловя её темп.

— Доа! — вдруг крикнул кто-то с улицы.

— Доа! Доа! — подхватили люди, спрятавшиеся за лавками.

— Доа, доа, доа! — зазвучало со всех сторон. Горожане Арау, не в силах оторвать глаз от открывшегося зрелища, подходили ближе, и смелее высовывались из дверей. И скандировали слово, которое могло значить лишь одно.

— Мы нагоним фрегаты вместе, — выдохнула Гидра и, усилием воли отняв руку от драконьей морды, шагнула к его лапам. Он чуть присел, согнув переднюю и вытянув её вперёд. И Гидра, сглотнув, оперлась о шею Мордепала — и быстро, не давая себе ни мгновения на сомнения, взобралась по его лапе наверх, в жёсткую палевую гриву.

Сердце провалилось в пятки, стоило дракону качнуться под ней. Она беспомощно схватилась за его волосы. Потерять равновесие было страшно; Мордепал был выше всякого корабля в порту. И его дыхание покачивало Гидру, будто на волнах из плоти и огня.

Однако она поёрзала и у основания шеи смогла устроиться крепко. Шипастые наросты на плечах дракона служили опорой для её ног, и грива на уровне рук как раз была достаточно длинной, чтобы Гидра намотала её на руки.

«Ещё ни один доа не оскорбил дракона седлом», — стучала кровь в её висках. — «Но надо иметь великую силу, чтобы удержаться на такой шее безо всякой страховки».

— Доа! Доа! — ритмично звучало одно и то же слово. Смуглые жители Арау стекались к порту. Слёзы блестели в их глазах. Они смотрели на Гидру, и в них было столько восторга, что она поняла: они возлагают на неё свои надежды.

Они мечтают, что Тавр не вернётся на остров.

И злость на отца жидким огнём разлилась по венам. Тут же, будто думая с ней одну и ту же мысль, Мордепал выпрямился на лапах. Её ненависть находила в нём многократное умножение.

«Энгель тогда пошутил, но он прав: мы с этим бешеным зверем будто родственные души», — поняла Гидра. И мурашки побежали по её коже.

— Так давай же выясним с ним, кто из нас лучше усвоил законы драконов! — процедила она, И Мордепал хрипло взвыл, отчего задребезжали все его чешуйки.

Гидра затаила дыхание. Дракон сжался, будто пружина. Распахнул два огромных крыла-паруса. Свет, пронизывая капилляры, упал на всадницу розоватыми лучами.

А затем прижался к земле — и выпрыгнул в самое небо. Она успела лишь взвизгнуть. Рывок впечатал её в шипы на загривке зверя, а руки дёрнуло крепко смотанными прядями гривы. Но ветер в ушах завыл так, что диатрисса потеряла связь с реальностью: она понимала лишь, что усидела, и дракон, набирая скорость, нёс её ввысь и на восток. И чувство счастья от полёта передалось от него ей.

Словно пьянящее вино, оно заполнило нутро Гидры. Мордепал, как и всякий дракон, обожал летать. И эта детская радость переполнила всадницу. Она забыла о страхе. Она ощущала в груди дивную лёгкость, и жуткой силы ветер, что трепал её волосы, казался ей игривым бризом.

Взмах — и порт остался позади. Провал вниз, от которого замерло сердце — и вновь взмах. Арау стал совсем маленьким. С каждым движением огромных крыльев ликование всё больше заполняло Гидру. И она, приподнявшись на его костистых шипах, как на стременах, завизжала от радости:

— И-и-и-и!!

И её голос тут же потонул в драконьем рёве. Той же тональности, того же смысла, но столь сильном, что вибрация сотрясла её руки и ноги.

Она больше не цеплялась за него, как за лошадиную шею. Она поймала ритм полёта, за считанные разы привыкнув к провалам и взлётам, и ей хотелось вытягиваться и смотреть вперёд, между его массивных рогов, на опускающийся горизонт моря.

«Я счастлива!» — стучала одна мысль в голове. Дракон мчал её под палящим солнцем на умопомрачительной скорости, и скорость эта кружила голову.

Вот чем было бессмысленно сочетание драконьего брака и вина. Ни одно вино и ни один скакун не могли подарить восторга истинного полёта!

Словно единое целое с Мордепалом, она дышала вместе с ним, разделяла с ним радость и ощущала любой рык и любой клёкот, что он собирался издать, сразу же, как только тот возникал в его разуме. Они не могли понимать друг друга ни словами, ни жестами. Но они стали одной и той же сущностью, ведомой едиными целями и чувствами.

И всё вело их на восток. Туда, где, заставляя кровь закипать от нетерпения, их ждала долгожданная, кровавая, огненная, исполненная мести битва.

«Мордепал десятки лет томился, надеясь, что сойдётся в бою с драконами Гидриаров. Как и я».

Раньше она боялась за Энгеля, за Аврору, за людей, перед которыми была виновата. Но теперь ни единого страха не осталось в душе. Они мчались вперёд, минуя другие острова, и, когда впереди показались золотые шпили Рааля, она думала лишь о битве.

Закатное солнце пламенем и кровью заливало весь остров. Флот диатра и Тавра окружил остров, а над каменным городом реяло трое драконов, озаряя всё вокруг безжалостным огнём. В воздухе свистели снаряды, громыхал набат, и последние солдаты королевы в союзе с Мадреярами схлестнулись с солдатами Тавра и Эвана, что присягнули марлорду после смерти диатра.

Гидра не различала ничего во флагах и гербах. Не думала и о том, что диатрин всё-таки принял решение противостоять марлорду. Ничего не осталось в душе. Она сгорала в гневе, и Мордепал, изнемогая от ярости, нёсся так быстро, что они за считанные секунды превратили далёкие очертания осады в то, что происходило у них прямо под ногами.

— Горите! — завизжала диатрисса, глазами пожирая флот. И спустя мгновение её пожелание исполнилось. Мордепал, огромной красно-рыжей смертью промчавшись над кораблями, окатил корабли настоящим огнепадом. Пламенная река утопила фрегаты в криках и громовом треске.

Так быстро, будто молния сверкнула. И они уже заходили на вираж, возвращаясь. Словно в седле, Гидра привставала, наклоняясь в нужную сторону. Вся её сущность тянулась к врагу, и, соединяясь с намерением Мордепала, превращала их налёт в слаженную без слов, трещоток и команд битву.

— Эти! — выкрикнула она, но и слова были излишни. Десятки кораблей утонули в пламени.

И тут засвистели снаряды баллист. Будто выпущенные из лука копья, они градом посыпались на Мордепала со стен Рааля.

«Первые линии укреплений уже взяты!» — ужаснулась Гидра. — «Они палят по нам астрагальскими орудиями!»

Одна мысль об увороте — и Мордепал резко перевернулся в воздухе, лавируя меж снарядами. Гидру придавило к его спине. Она даже не задумалась о страхе и падении.

— Как они посмели! — загорелось в ней, и пламя хлынуло из пасти дракона вновь, сшибая орудия с башен и превращая их в пепел на лету.

Но долго бесчинствовать не мог даже могучий Мордепал. Слушая едва доносящиеся до такой высоты трещотки, все трое — и Рокот, и Жемчужный, и Лукавый — бросили наседать на Рааль и взмыли вслед за Мордепалом, как стая хищных птиц.

Испуг сверкнул в глазах Гидры. Она увидела раззявленные пасти отцовских драконов.

И инстинктивно ткнулась в гриву Мордепала, зарывшись в неё лицом. Мгновение — и её окатило огнём, что взревел в ушах, словно дикий зверь.

Но пропитанная драконьим жиром грива сберегла её. По крайней мере, частично: длинные волосы и подол превратились в ничто. Однако ни плечи, ни спина не пострадали.

Радоваться было некогда. С угрожающим рявком Жемчужный хлопнул челюстями прямо у неё над головой, и Мордепал, поджав крылья, резко ушёл в пике, отрываясь от драконов. Большекрылый Рокот последовал за ним и хватанул зубами его за лапу.