Украина в огне. Как стремление США к гегемонии ведет к опасности третьей мировой войны
- Автор: Стивен Лендман
- Жанр: Документальная литература / Публицистика / Сборники, альманахи, антологии / Современная история
- Дата выхода: 2016
Читать книгу "Украина в огне. Как стремление США к гегемонии ведет к опасности третьей мировой войны"
Введение: консенсус по декларации
1989 год. Основной символ 70-летней войны между СССР и Соединенными Штатами — Берлинская стена — в тот год рухнул. Изобилие энтузиазма, чувство открытости, которое породило то событие, сложно отрицать даже четверть века спустя. Тогда казалось, что все возможно.
В ноябре того же года, когда осколки стены разлетелись по коллекциям всего мира, формировалось еще одно вложение: возникнувший в вашингтонских «фабриках мысли» список политических рецептов, якобы привязанных к Латинской Америке, но с явными последствиями для задолжавших развивающихся стран и «переходных экономик», в частности, внутри сферы бывшего советского контроля, предлагал именно то, что сегодня проходит как «программа мер экономии» для экономик с «низкими результатами», соблазненных Европейским союзом, причем Украина стала последним очагом.
Продублированный автором, экономистом Джоном Уильямсоном (сотрудником Института международной экономики), «Вашингтонский консенсус»[100], этот ряд политических допущений, быстро добавился к якобы истинам во всех политических эхокамерах Вашингтона.
Спустя годы автор возражал, что он никогда и не думал объявлять какой-либо «манифест» или давать «политические рецепты», а тем более утверждать о существовании подавленного недовольства самой лучшей экономикой на перегруженном долгами Глобальном Юге[101]
В то время когда он писал черновик консенсуса, автор считал свои постулаты «самым низким общим знаменателем» согласованных принципов, «общим ядром здравого смысла, признанного всеми серьезными экономистами».
Серьезных экономистов в этом случае он противопоставил «оригиналам». Опубликованные несколькими годами позже в журнале World Development утверждения автора были какими угодно, только не серьезными: «Доказательства могут быть не совсем убедительными, как и доказательства того, что мир — не плоский, но они достаточно признаны, чтобы дать разумным людям лучше воспользоваться временем, а не бросать вызов достоверности»[102]
Уильямсон и его ватага «экономических брахманов» осудили несогласных с консенсусом, заявив, что те «политизировали» то, что необходимо (по их мнению) считать «программой технократической политики». В 2004-м Уильям Тэбб представил контрапункт ортодоксальной краткости Уильямсона, восстановив значимость геополитики для подхода сторонников консенсуса:
Схема глобализации может объяснить фиаско Вашингтонского консенсуса, подчеркнув неприемлемость его основного допущения: что экономические и социальные тенденции внутри страны объясняются исключительно правительственными неудачами, а не мощными связями в более глобальной политической экономии, которые ограничивают возможности и, повторим, контролируют ее судьбу[103].
Нигде среди сторонников консенсуса спокойно не исследовались свидетельства побочных эффектов лекарства, которое они рекомендовали, включая приватизацию прав на добычу полезных ископаемых и государственных активов, в том числе коммунальные предприятия и перевозки; резкое сокращение доходов от государственной поддержки и пенсий, налоговые сокращения для обуздания расходов и перераспределения; замораживание зарплат под предлогом контроля инфляции, резкое снижение государственного регулирования финансов и промышленности, нацеленное, в частности, на позволение прямых иностранных инвестиций через свободно плавающий курс валют.
Эти и подобные меры гарантируют: то, что считается неопровержимым фактом/мудростью в Вашингтоне, изменит карту активов в мире посредством повторных заклинаний «консенсуса» в ведущих информационных агентствах международных финансовых организаций.
В данном случае «консенсус» семантически представляет собой двойное назначение, одновременно декларируя политику благих дел, осуждая научный скептицизм, что показывает разворот господствующих течений обитателей Кольцевой[104] в Вашингтоне.
Стоит еще отметить, что двухпартийные антиидеологиче-ские претензии «консенсуса» звучат как знак судьбы, возникающий поверх грохота эгоистических разногласий, изобилующих в самой солиптичной географии на планете.
Консенсус несет в себе замечательное сходство с экономической «Шоковой терапией» (синхронные реформы от статики к монетарному правлению и финансовым институтам, проталкиваемым под предлогом «кризиса»[105]), которую Чикагская школа экономистов поддерживала с 1960-х под интеллектуальным руководством сторонника свободного рынка Фридриха фон Хайека и его ученика Милтона Фридмана. Манифест Хайека от 1946 года «Путь в рабство» был интеллектуальной мантрой против централизованного планирования экономики в любой форме, и не важно, насколько разумно могло быть такое планирование, как возможный ответ на экономическую нестабильность и внутреннюю уязвимость перед сильными торговыми партнерами, так и «развитие экономики», принятое авангардом возникающих экономик Глобального Юга после Второй мировой (и США на изломе XIX века).
Во время поствоенного периода международные финансовые организации вроде Мирового банка и МВФ полностью поддерживали статичные подходы к глобальной политике развития, намереваясь воспрепятствовать поистине независимым региональным державам и подавить профсоюзы, допуская умеренный протекционизм вроде тарифов для стимулирования замещения дорогих импортных домашними нововведениями и механизмами, чтобы сдерживать излишнюю инфляцию, пока соответствующие государства твердо придерживаются своего подчиненного статуса времен холодной войны.
С коллапсом Советского Союза эти умеренные кейнсианские подходы, десятилетиями находившиеся под ударом со стороны фанатичных ортодоксальных монетаристов вроде сторонников Чикагской школы, становились все более уязвимыми перед интеллектуальными возражениями, что в итоге привело к формализации Вашингтонского консенсуса.
К началу 1990-х, когда Советский Союз как военная угроза ослаб, власть и положение, накопленные зависимыми силовыми режимами на Глобальном Юге во время холодной войны, считались нестабильной договоренностью для «Великой шахматной доски», которая раскинулась на евразийском континенте, и где устроившиеся в Вашингтоне политические зануды времен холодной войны вроде Збигнева Бжезинского (сторонника теории Макиндера «Мировой остров и срединная земля»[106]) представляли себе решающий поединок XXI века за глобальное превосходство.
Учитывая этническую раздробленность, протяженную границу с Россией и геостратегическое положение, Украина играет решающую роль в общем видении ортодоксальных силовых игроков в Вашингтоне и рассматривается ими как нестабильная молекула, подверженная силам притяжения заряженных частиц.
На «шахматной доске» не только личности, крупные или нет, они похожи на электромагнитные вихри, искажающие пространство и время, руководимые шаблонными пророчествами: вроде «мир — плоский» и «столкновение цивилизаций», где накапливаются и плодятся «странные точки притяжения».