Школяр

А потом Земляничка утолила жажду прекрасного и посерьезнела:

— Кстати, Лют, а какую машину ты возьмешь с собой в Италию?

Я сказал чистую правду:

— Откровенно говоря, этот вопрос мы с твоей тетей еще не обсуждали, соответственно, в принципе не представляю, как или на чем мы туда поедем.

— Мы не поедем, а полетим… — деловито сообщила Зыбина. — На двух военно-транспортных «Байкалах» Министерства Внутренних Дел. В первый загрузят боевую и запасную «Искорки», гору запчастей, резины и банду технарей, а во второй — все руководство команды, наше шмотье и две-три разъездные машины. Кстати, в последний раз брали с собой «Кайзер» тети Раи и два «Святогора» деда. А в этот хотелось бы показать Европе, кто тут Хозяин…

Глава 19

Часть 1

25 декабря 849 г. от ОВД.

…Аномально сильный снегопад, обрушившийся на Великий Новгород в четверг вечером, закончился только в понедельник в районе половины пятого утра, однако столичный авиаузел начал принимать первые самолеты только с семи десяти. С чего я это взял? Выяснил. Из монолога «старшей сестрички», позвонившей ровно в шесть, сообщившей последние новости и попросившей встретить. Так что последние «аккорды» трехсуточного аврала дорожников, задолбавшихся расчищать снежные завалы, и посадку первого борта я видел своими глазами по дороге в аэропорт. Хотя, справедливости ради стоило бы заметить, что называть «ездой» путешествие сквозь сугробы, местами достигавшими полутораметровой высоты, было сложно.

Впрочем, «Хозяин Леса», равно, как и другие рамные внедорожники, изредка попадавшиеся на пути, был рассчитан на куда более жесткие условия эксплуатации, так что бодренько пожирал расстояние и, в конечном итоге, привез меня к ангару Зыбиных всего за пятьдесят две минуты, порядка семи из которых пробивал «тропинку» в зону «парковки» частных самолетов.

Кстати, забирать пассажиров «Вспышки», севшей на единственную уже расчищенную взлетно-посадочную полосу, пришлось на краю одной из пяти более-менее чистых рулежных дорожек. Потом самолет, собравшийся возвращаться в Рязань, покатил обратно к ВПП, а его пассажиры в темпе закидали верхнюю одежду в багажный отсек и влезли в теплый салон.

Раиса Александровна, на правах аристократки и, по совместительству, дамы «отстрелявшейся» самой первой, радостно сгребла меня в объятия еще снаружи. А после того, как я вернулся за руль, вцепилась в правую руку, как клещами, и потребовала рассказывать. Хотя за последний день своего вынужденного пребывания в Новосибирске созванивалась со мной раз десять и знала все, что можно было сказать по телефону.

Тем не менее, «запираться» я и не подумал — перечислил названия тех предметов, с которыми разобрался в пятницу, пожаловался на окончательно сбрендивших аристократов, весь день не дававших мне проходу, и сообщил, что осталось сдать один-единственный экзамен. К этому времени в машину загрузилась вся толпа, и страшно соскучившаяся женщина была вынуждена прервать расспросы, чтобы познакомить меня еще с двумя своими бывшими сослуживцами.

«Безродная Ледышка», она же Мария Степановна Баринова или Игла, которую Суккуба вытащила из «застенков» еще в пятницу днем, привлекла внимание «стеклянным» взглядом светло-серых глаз, короткой стрижкой и зеленой… хм… хренью, больше похожей на пальто, чем на теплый свитер.

О том, что она подмастерье седьмой ступени с филигранным контролем Силы и очень приличным личным кладбищем за плечами, я узнал в одном из первых телефонных разговоров, а во время взаимных представлений убедился в том, что эта женщина еще и молчунья, каких поискать. А четвертый и, вроде как, последний «пестун» оказался татарином лет пятидесяти пяти-шестидесяти, отслужившим в приграничной крепости аж пять пятилетних контрактов. Этот — Идрис Икрамович Зарипов или Туман — выглядел кем угодно, только не менталистом: растрепанные короткие волосы, густые брови, усы с бородкой цвета «перец с солью» и глубокие морщины делали его похожим на старого деда, теплая серая водолазка с капюшоном и что-то вроде тонкой фиолетовой ветровки давали понять, что он постоянно мерзнет, а легкое косоглазие мешало относиться к этой личности серьезно.

А зря: по словам Зыбиной, этот мужчина являлся мастером второй ступени, в свое время специализировался на проведении экстренного потрошения пленных и до сих пор находился под ворохом всевозможных подписок.

Кстати, этот отставной вояка тоже оказался неразговорчивым — как уставился в переднее стекло «Хозяина Леса» после взаимного представления, так и просидел, практически не двигаясь, до момента въезда в гараж особняка Зыбиных. Впрочем, особо интересной дорогу из аэропорта не назвал бы даже самый неисправимый оптимист — да, на БТК расчистили где две, а где три полосы, да, по основным радиальным проспектам уже полз приличный поток машин, но город все равно оставался черно-белым, что здорово действовало на нервы. Правда, не всем — Раисе Александровне было плевать на все и вся. Ведь я был рядом, и женщина изнывала от желания как можно быстрее доехать до особняка, чтобы разделаться со всеми делами и хоть ненадолго, да остаться со мной наедине.

«Разделываться с делами» начала еще в гараже, отпустив Геннадия Осиповича и Ерему заниматься своими делами, приказав Игле с Туманом следовать за нами и подняв нас в кабинет. Там села в свое кресло, врубила стационарную «глушилку», повела рукой, скорее приказывая, чем предлагая гостям располагаться, где удобнее, и, по сути, повторила процесс получения согласия на мою «дрессировку» у Ветра с Ясенем. За одним-единственным исключением: после того, как договора были подписаны, вперила в Зарипова очень тяжелый взгляд и как-то уж очень жестко определила границы требуемых воздействий:

— Идрис, Лют — мой любимый племянник. И если ты сдуру опять«не рассчитаешь» силу, то я выверну тебя наизнанку в буквальном смысле этого выражения и подержу под целительской реанимацией пару недель!

Татарин коротко кивнул, но Зыбину это почему-то не удовлетворило, и она, решительно сняв с себя амулет ментальной защиты, потребовала, чтобы менталист ее «послушал».

Результат изрядно загрузил — татарин, явно имевший представление об особенностях ее характера, на первых же секундах «сканирования» разума удивленно выгнул бровь, а после завершения процедуры… извинился. Как мне показалось, не только искренне, но и с нешуточным уважением:

— Любите. Настолько сильно, что готовы перегрызть глотку кому угодно. И страшно не хотите отдавать…

…После того, как затянувшееся мероприятие закончилось, и Каролина Вильгельмовна увела «пестунов» заселяться, «старшая сестренка» сбросила осточертевшую маску и мрачно вздохнула:

— Я действительно не хочу тебя отдавать…

— И любишь… — добавил я, чтобы сбить Раису Александровну с излишне болезненной темы.

— И люблю… — эхом повторила она, как-то поняла, что я иду к ней, чтобы помять плечи и помочь расслабиться, торопливо стянула водолазку, ткнула в сенсор комма, дистанционно блокируя дверной замок, и развернула кресло спинкой ко мне. Потом подняла и собрала волосы, закрепила их на темени заколкой, позаимствованной из верхнего ящика стола, приспустила бретельки маечки и бюстгальтера, призналась, что соскучилась до безумия, и порядка пяти минут бездумно наслаждалась откровенно «кривым» массажем в уютном молчании. А потом поймала неприятную мысль и подобралась:

— Лю-у-ут?

— Ау?

— По тебе уже долбили очарованием?

У меня испортилось настроение:

— Видимо, да: браслет покалывал так, как ты говорила, половину второй перемены, почти всю третью и всю четвертую. Кстати, а почему очарование не запрещено? Ведь оно оказывает воздействие на разум, значит, обязано считаться ментальным!

— Запрещено воздействие заклинанием! А вот артефактами мощностью ниже некоего порогового значения — нет, ибо эти предметы, де-юре, созданы для пробуждения угасающих чувств в очень длительных отношениях и подстегивания либидо у возрастных любовников, а значит, изначально откалиброваны под «контролируемое» влечение… — объяснила она и сразу же взорвалась: — Но сопротивляться такому влечению получается далеко не у каждого взрослого, а подростки вроде тебя, да еще и в период гормонального шторма, вызванного пробуждением Дара, влюбляются во все более-менее смазливое и с сиськами даже без сторонних воздействий! Поэтому под очарованием обретают сильнейшую зависимость за считанные часы и, как быки на веревочке, послушно заходят даже в самое убогое стойло. Кстати, твое либидо мозги пока не отключает?

Я почувствовал, что горю, но врать женщине, сделавшей абсолютно все возможное для того, чтобы меня не «загнали» ни в одно «стойло», не захотел и сказал правду:

— Пока подкатывают, как ты выражаешься, дохлятины — нет. А четыре Землянички и одна Лаванда, признаюсь, взволновали. Но Валя не дремала и нормализовала гормональный фон задолго до того, как желание ударило в голову.

— Вот с-с-сучки… — гневно прошипела она, заставила себя успокоиться, развернулась вполоборота и умоляюще посмотрела на меня: — Держи себя в руках, ладно? До завершения инициации и полной перестройки организма любая близость — сильнейший удар по энергетике. Кстати, имей в виду, что об этом знают все, так что большая часть мелких тварей вполне осознанно пытается либо затащить тебя в род, либо изувечить. Впрочем, это еще цветочки. А ягодки начнутся после того, как станет известно, что ты физик: евгеникам всех влиятельных родов Империи срочно потребуется твое семя, и ты замучаешься отбиваться от предложений, подкупающих своей прямотой!

— Я помню… — буркнул я, продолжая полыхать. Потом вспомнил, с чего Суккуба начала этот монолог, и добавил: — И держусь. Кстати, благодаря твоей заботе и прямоте.

— Я страшно боюсь, что эти скоты… — начала Зыбина, сообразила, что я прекрасно помню ту лекцию, и заставила себя сменить тему: — Хотя я это уже говорила. Поэтому не буду повторяться и поинтересуюсь другим: к какому уроку тебе сегодня надо в лицей?

— К третьему… — ответил я, почувствовал, что женщина расстроилась, и нашел аргумент, способный ее немного подбодрить: — Поэтому помну тебя еще минут пятнадцать, быстренько переоденусь и рвану…

…Последние четверть часа «массажа» Раиса Александровна сочетала приятное с полезным. В смысле, млела под моими руками и, в то же самое время, вытрясала из меня предельно подробные описания каждой тренировки с Вороном и Ясенем. А так как я рубился с ними почти всю вторую половину пятницы и оба выходных дня с перерывами на трапезы, описывать пришлось многое — неосознанный страх перед ожогами и ударами «током», внезапно появившийся в субботу и отказывавшийся пропадать целые сутки, пяток не особо мелких проблем со здоровьем, возникших из-за запредельных нагрузок, но сдавшихся под «натиском» фанатичной добросовестности личной целительницы, дикое опустошение, обычно накатывавшее по вечерам, нюансы отношения ко мне Скворцова с Дубовицким и так далее. Не стал умалчивать и о регулярных созвонах с Янкой — честно признался, что общение с этой девчонкой помогало справляться с моральной усталостью. А потом поделился опасениями: