Мормилай. Грёзы проклятых

Глава 9

Освобождение не всегда дарует избавление.

Кромешная мгла нарушалась лишь редкими росчерками молний. Они почти не давали света. Я шарил руками, но не мог нащупать ни стен, ни потолка, ни пола. Я падал целую вечность. Уносился в даль, прочь от мира, позабыв о дыхании, об усталости, то и дело неловко взмахивая руками, словно птица, разучившаяся летать.

«Что со мной? Новая тюрьма? На этот раз даже без стен?».

Я тянулся, силясь достать хоть что-то.

«Нет, только пустота».

Взглянув на свою руку, я вздрогнул. Плоть выцветала, словно краска на солнце. А затем песчинками отслаивалась, сметаемые ветром. Тело стремительно превращалось в прах. Я закричал, но не услышал голоса. Как не было и боли. Только сухое осознание.

«Теперь всё. Уже навсегда».

«Навсегда».

«Навсегда?».

Эта мысль вызвала у меня ощущение безграничного восторга.

«Как может думать то, чего нет? Как может желать и быть уверенным в постоянстве того, чего нет?».

Я снова вытянул руку. Пустота. Я не чувствовал тела, но мог посылать импульсы. Вспышки молний участились. Падение ускорилось, вокруг бушевала буря. В пляске призрачных теней, исполинской воронки, в которую меня затягивало, мне чудились глаза и руки, что тянулись ко мне. Хотелось оттолкнуть их, сбросить с плечей. Но не бы ни плечей, ни рук, чтобы оттолкнуть. Сознание медленно меркло, а несуществующее тело бил озноб. Затем всё залил яркий и холодный свет.

«Если бы у меня были глаза, я бы ослеп».

Вспышка… и мир накрыла тишина. Я растворился в ней, словно капля воды в море. Исчезли мысли и желания, тревоги и страхи. Само человеческое «я» перестало существовать, утратив связь с прошлым. Буря стихла, осыпавшись пеплом. Частички гари медленно оседали на землю.

«Земля? Поверхность?».

Я вдруг осознал, что стою на ногах. Руки скользнули к лицу.

«Голова… Руки… Я снова есть?».

Слуха донеслись тяжёлые и тягучие удары барабана. Ритм тотчас вскипятил мою кровь. Первой же мыслью было сломя голову броситься туда…

«Зачем? Что происходит?».

Я стоял посреди пирамидального строения. У него не было потолка, своды стен сходились в точку в вышине, затянутой… дымом? К горлу подкатил ком, я тотчас закашлялся, а затем оглянулся. Вокруг меня были саркофаги. Сотни, может тысячи. Чем дальше двигался мой взор, тем дальше становились стены.

«Как такое возможно?».

Ближайший ко мне саркофаг был пуст, плита, укрывавшая его, сброшена. Слуха донёсся скрежет. Я одернулся. На моих глазах из каменной могилы восстал человек. Его кожа была иссиня-чёрной, вместо глаз клубились дымчатые провалы. Он посмотрел на меня, а затем указал куда-то вдаль. В ушах снова застучал барабан. Я испытал непреодолимое желание вторить ему. Ноги сами понесли меня следом за призывным боем. Я шёл среди других, таких же как я. Все были облеплены пеплом и сажей. Никто не переговаривался, мы просто шли на зов, будто зная — там нас ждёт нечто. Цель, смысл, вечность. В то же время, я понимал, мы все — узки и осуждённые. Но не было надсмотрщиков и тюремщиков, никто не помышлял бежать. Как мотыльки, несущиеся к пламени свечи, мы бесстрашно и безвольно шагали в пекло. В ушах пропал барабанный бой, он сменился шёпотом.

«Какой-то древний… дикий язык. Отрывистый, рычащий… Почти одни согласные».

Бормотание то нарастало, то становилось едва различимо, но неуклонно преследовало, подгоняя вперёд. И тогда я увидел Его. Первым желанием было закрыться, как от удара. Я так и сделал, вскинув перед собой руку. Его голос проникал в меня, как шило. Одно Его слово и тело пронзало болью. Один Его взгляд и боль становилась нестерпимой, растекалась пульсирующей волной. Колонна безликих, измазанных в саже людей с чёрными провалами вместо глаз тянулась к Его ногам.

Я никогда прежде не видел существа более омерзительного и пугающего. Он походил на гигантского змея с тысячей рук, каждая из которых поигрывая пальцами тянула призрачные нити, идущие от нас. Голова чудовища венчалась закрученными в спираль рогами. По ним то и дело струились молнии. Его неимоверно огромные глаза не имели зрачков, от чего казалось, что Он смотрит всюду. Когда человек, идущий по нити подходил к Нему, тело несчастного вспыхивало синим пламенем. Люди падали на колени, извивались, словно черви, но ползли дальше к Его ногам… а затем исчезали. А на Его теле отрастала новая рука.

Нить, идущая из моей груди, натянулась. Меня потащило вперёд, как рыбу, которую подсёк ловкий рыбак.

«Как рыбу, — с ужасом подумал я. — На крючок».

Одновременно с этим пришло ужасное осознание.

«Это не вечность. Не смерть. Что-то намного хуже… Надо бежать!».

Он тотчас вперил в меня полный плотоядного желания и уверенности взгляд. Дрожа и захлёбываясь от сковавшего тело ужаса, я упал ничком, пытаясь зарыться в землю. Мимо шагали десятки и сотни голых, измазанных сажей ступней. Я полз прочь, подвывая от сжигающего душу отчаяния. Нить тянула обратно. Я изо всех сих работал руками и ногами, но с каждым вздохом был ближе и ближе к Нему. Нить натянулась сильнее… и лопнула. Не веря себе, я вскочил на ноги и побежал прочь, расталкивая безликую толпу. В ушах прозвучал спокойный и лишённый чувств голос.

— Вошедший в Амбраморкс принадлежит мне.

Я замер, словно парализованный и упал лицом вниз. В голове прозвучали слова, выжигающие остатки воли.

— Так сказал я — Великий Дулкруд.

Сердце сжалось и остановилось. Веки захлопнулись. Боль ушла. Вокруг была лишь чернильная темнота.

— Что с ним? — прозвучавший неподалёку голос, принадлежал Антони. — А ну поднимайся, проклятый мертвяк.

Нерушимая сила приказал хозяина вздёрнула меня словно петля виселицы. Руки оттолкнулись от холодного пола, я встал. Открыв глаза, я увидел злобную физиономию Антони.

— Наконец-то! — заорал он, брызнув слюной мне в лицо. — Господи, как же я тебя ненавижу! Тупой гомункул! Разлёгся он тут! Вооружайся, кретин!

Я повиновался, отрешённо нацепляя пояс с саблей. Руки делали, что мне велели, а мысли испуганно метались. Я вдруг понял, что всё ещё испытываю страх. Это чувство, казалось, позабытое навсегда, заставляло меня едва заметно дрожать.

«Великий Дулкруд. Кто это? Что я видел? Я спал? Это сон? Я могу спать?».

Пока я заряжал пистолеты, стоящий рядом Войцех, возился вокруг своего ненаглядного господина, чтобы успокоить хозяина. Сам Антони тоже был занят подбором оружия.

«Мы что, собираемся кого-то убивать?».

— Господин, так и правда будет лучше. Крампор никуда от вас не денется. Но сейчас… случилось слишком много… гм… событий… И все они против вас!

— Ишь ты! Событий, — зло бурчал Антони. — Я не боюсь её папаши и готов хоть сейчас пойти к нему и требовать руки Марианны.

По лицу Войцеха было видно, какого он на самом деле мнения о способности юного господина чего-то у кого-то требовать. Однако его слова всегда расходились с тем, что он на самом деле думал. А я не считал дворецкого глупцом и знал — Войцех будет из кожи вон лезть, чтобы спасти эту никчёмную жизнь.

— Я одного не понимаю, как он узнал про нас, — продолжал Антони, рассеянно расхаживая по зале. — Наверняка, эту тварь кто-то видел, — добавил он, глянув на меня.

— Это сейчас не имеет абсолютно никакого значения, господин. Михаил Хшанский известен своим крутым нравом. Он до сих пор не штурмует наши ворота по одной лишь причине, супруга удерживает его, дабы не раздувать пламя скандала. Она знает, что гнев мужа может стоит дочери репутации.

Вдруг дверь распахнулась. На пороге стояла Сабина. Я давно её не видел. Хозяйка долго болела, хотя, возможно, название у этой болезни было весьма простое — старость. С момента моего первого появления в их доме, она сильно сдала и похудела. Щёки ввалились, спина согнулась. Старушка стояла, опираясь на трость. Её руки ходили ходуном, будто бы у Сабины была лихорадка. Войцех тотчас бросился к ней, но женщина жестом остановила его.

— Ты никуда не едешь, — севшим голосом объявила она. — Только что принёс посыльный.

Дрожащими руками старушка показала сыну письмо.

— София умерла.

Сказав это Сабина всхлипнула, промакивая глаза бумагой.

— Моя милая, милая Софи… Какое горе, о, боже мой… Моя любимая сестрёнка…

— Мама, мне так жаль, — довольно-таки фальшиво протянул Антони.

Я видел, как вспыхнули от радости его глаза.

— Но госпожа… — начал было Войцех, однако Антони его тотчас прервал.

— Ты хочешь, чтобы я распорядился похоронами? — старательно кривляясь, осведомился Антони. — Одно твоё слово, маман…

— Нет… — тихо, но твёрдо ответила Сабина. — У неё есть свои дети. Но я должна прямо сейчас отправиться туда. Быть рядом с семьёй. Они моя кровь… Как и ты Антони.

— Но госпожа, — не унимался Войцех. — Позвольте…

— Что ты хотел? — устало проговорила Сабина.

— Быть может, Антони следует поехать с вами? Мы же… то есть…

— Да говори, как есть, бога ради, — чуть раздражённо сказала старушка.

— Возьмите Антони с собой в поездку, это куда, как безопаснее, чем оставлять его одного здесь. — быстро пробормотал дворецкий, осторожно косясь на юного хозяина.

— Мне написал Марек, — нехотя призналась Сабина. — Он попросил приехать без Антони. Говорит, что Александр до сих пор не простил ему перстня с пальца бедняжки Томаша…

— Да я уже тысячу раз говорил, что не крал его! — взревел Антони.

— Давай не сейчас, ладно? — скривившись, будто раскусила лимон, сказала Сабина. — Тебя не хочет видеть родня… О, боже, когда ты и меня приберёшь, чтобы моё сердце перестало рваться от боли?

— Мама…

— Антони… Ох… Антони…

— Но, госпожа… — снова забормотал Войцех. — Может разумно будет, взять его хотя бы…

— Я что по-твоему ребёнок? — тотчас вскипел юноша, чувствуя, что мать колеблется. — Как ты смеешь говорить обо мне в моём же присутствии?!

— Господин, я прошу прощения, но…

— Никаких но! — рявкнул Антони. — Если меня не хотят видеть в том доме, то и не увидят. Я остаюсь здесь. Не гоже, чтобы все Веленские покидали родовое гнездо. У меня полно дел в Крампоре.

— В общем, ты остаёшься… — резюмировала Сабина. — Только повремени с этими твоими… делами. — Грозно глянув на сына, добавила она.

Сабина уехала спустя несколько часов. Я привычно торчал в оружейной, разглядывая серое небо за окном. С утра шёл дождь, а потому с улицы тянуло зябкой сыростью. Прошло уже три дня, как я по приказу Антони избил Агату. Она больше не приходила, что и немудрено. Что будет с нами дальше, оставалось загадкой, и вскоре я для себя решил, что даже если однажды она снова сюда войдет, отношения следует прекратить.

«Что взбредёт в голову этому больному ублюдку в другой раз, если он снова нас застанет, я даже представлять не хочу».

Хотя теперь, когда Агата перестала появляться в оружейной по ночам, во мне проснулось ещё одно отодвинутое в тёмный угол чувство. Тихое, робкое, почти немое. Я понял, что скучаю по ней. Это не было полноценной эмоцией… скорее тень. Но даже тень, как выяснилось, могла причинять боль.

Близилась ночь. Я слышал переругивание Антони с Войцехом. Кажется, юнец, едва мать покинула дом, собрался в город. Дворецкий лёг костьми, но, видимо, всё же убедил непутёвого хозяина не рисковать. Во всяком случае, Антони меня не вызывал, а значит он в коем-то веке послушался старика. Серая хмарь небес сменилась чёрными грозовыми тучами. В отдалении громыхало, иногда снова шёл дождь.