Его рыжее высочество

— Рыжий, в обносках своих братьев... — обратился, по-видимому, к нему некий простолюдин, манерно растягивая слова, — ты, должно быть...

— Тюдор, — любезно подсказал Генрих, великодушно простив эту вольность в обращении с королевской особой.

В конце концов, ему уже несколько месяцев приходилось выживать в этом странном мире, полном магии, непочтительности и громыхающих металлических чудовищ. Кто мог так ужасно проклясть его отца, что отправил надежду всего семейства Тюдор сюда? Предпринятые ради захвата трона четыре попытки сбежать из хижины людей, которые называли себя его родителями, жестоко пересекались. Дважды он был пойман в курятнике при попытке собрать провизию для похода, один раз — когда тщетно старался собрать армию из деревенских, и ещё один — когда попробовал сбежать через окно.

Трижды оставшись без сладкого, Генрих понял, что его леди-бабушка была права и завоевание — путь очень тяжёлый и полный испытаний. Но он и не думал сдаваться.

Каждый день он усердно молился, и вот Господь наконец откликнулся. Он едет в самый настоящий замок, который, по-видимому, даже осаждать не придется. Вот это удача.

Между прочим, его отец тоже начинал с малого. Но ничего. Он захватит этот замок, полный малолетних детей, которые, кажется, даже меча в руки не брали. Он найдёт себе союзников, дарует им титулы и после пары великих битв, кои потомки будут вспоминать с содроганием, отвоюет себе трон. Как когда-то его отец при Босворте.

Генрих рассудил, что «битва при замке Хогвартс» звучит не менее красиво, и...

Он моргнул, очнувшись от раздумий.

Простолюдин смеялся. Над ним! Своим королём! Ну хорошо, будущим королём. Генрих смерил мальчишку презрительным взглядом.

Шея его покраснела, белесые волосы растрепались... Жалкое зрелище.

— Тюдор, ну надо же! — произнёс тот, задыхаясь. — Мой предок как-то делал предложение королеве Елизавете Тюдор...

И тут Генрих не выдержал.

Он мог стерпеть оскорбления в свой адрес, тем более что был неизмеримо выше и лучше этой черни.

Но предположить, что на английский трон однажды сядет женщина?

Предположить, что её руки будут просить кичливые простолюдины?

Генрих молча встал и одним пинком вышвырнул негодяя за порог — недаром он гордился своими сильными икрами.

Именно в этот момент Генрих поклялся, что обязательно зачнет сына и ни за что не допустит подобного безобразия.

* * *

В пиршественном зале Генрих с жадностью уписывал все, до чего мог дотянуться, — еду в этом замке подавали, конечно, не слишком разнообразную, но изобильную.

Какая-то девица, усевшаяся непозволительно близко, смотрела на него, смотрела, а потом раздраженно произнесла:

— Рональд, сколько можно есть вообще?

Какое странное имя. Оно совсем ему не подходило. Не нравилось, и все тут. То ли дело его собственное, истинно королевское. Но научить подданных называть его Генрихом пока не удавалось.

Они приставляли указательный палец к голове, сжав все остальные в кулак, будто указывая на что-то под собственной кожей.

Понять бы, что означал этот странный жест...

Генрих вздохнул. Он совсем потерял достоинство в этом странном мире.

Он только что снес неслыханное оскорбление, тем более от женщины, однако лишь сыто рыгнул и, так как король должен быть добрым пастырем для подданных, лелеять их и поучать, решил простить ей эту дерзость. На сей раз.

— Тучность прибавляет мужчине красоты, — важно объяснил он.

Девица только хмыкнула. И не поблагодарила, не поклонилась! Сразу видно — ведьма.

Таких следовало сжигать на костре, но...

Но её ум, дерзость и тёмные глаза весьма и весьма нравились Генриху. И девица будто чувствовала это — не зря же уселась по правую руку от него, будто королева.

Королева...

Пожалуй, она была даже красивее Каталины, жены его старшего брата, которому Генрих немного завидовал. Артуру всегда доставалось все самое лучшее — он был наследником, ему в жены просватали златовласую испанскую принцессу, и, разумеется, Генрих немедленно и отчаянно в нее влюбился...

Нет, Гермиона всё-таки нравилась ему больше. К тому же она была гораздо младше Каталины, а значит, лучше подходила ему по возрасту и дольше сохранит способность к деторождению. А это очень важно, как говорила леди-бабушка. Ну и что, что она ведьма...

«Женюсь на ней, — подумал он, засыпая в постели под алым пологом, — а если не будет знать свое место или не родит мне сына — отрублю голову».

Нельзя было давать Малфоям и шанса. Нельзя.