То, что мы прячем от света

Глава 1. Крохотные тлеющие угольки

Нэш

Федеральным агентам в моём офисе повезло по двум причинам.

Во-первых, мой хук слева был уже не таким, как до ранения.

А во-вторых, мне не удавалось заставить себя почувствовать хоть что-нибудь, не говоря уж о том, чтобы разозлиться настолько, чтобы подумывать о совершении каких-то опрометчивых поступков.

— Бюро понимает, что у вас есть личный интерес найти Дункана Хьюго, — сказала спецагент Сонал Идлер, с абсолютно ровной спиной сидя напротив моего стола. Она покосилась на пятно от кофе на моей рубашке.

Она была стальной женщиной в брючном костюме, которая выглядела так, будто завтракала протоколами. Мужчина рядом с ней, маршал-заместитель Нолан Грэхэм, имел усы и внешность человека, которого заставили делать то, что ему очень не хочется делать. А ещё он выглядел так, будто винил в этом меня.

Я хотел накрутить себя и рассердиться. Хотел почувствовать что-либо, помимо огромной засасывающей пустоты, что накатывала на меня, неизбежная как прилив. Но не было ничего. Только я и пустота.

— Но мы не можем допустить, чтобы вы и ваши мальчики с девочками бегали и портили моё расследование, — продолжала Идлер.

По другую сторону стекла сержант Грейв Хоппер накладывал себе в кофе целую пинту сахара и сверлил двух федералов убийственным взглядом. Общее офисное пространство позади него гудело обычной энергией полицейского участка в маленьком городке.

Звонили телефоны. Тарахтели клавиатуры. Офицеры служили. А кофе был всё таким же отстойным.

Все были живы и здоровы. Кроме меня.

Я лишь притворялся.

Я скрестил руки на груди и проигнорировал резкий укол боли в плече.

— Я ценю профессиональную любезность. Но что за личный интерес? Я не единственный коп, которого подстрелили при исполнении.

— Вы также не были единственным именем в том списке, — сказал Грэхэм, заговорив впервые за эту встречу.

Мои челюсти сжались. Со списка и начался весь этот кошмар.

— Но вы первый, на кого нацелились, — сказала Идлер. — Ваше имя было в списке офицеров полиции и информаторов. Но всё это не сводится к одному инциденту стрельбы. Мы впервые получили то, что можно связать с Энтони Хьюго.

Вот теперь я услышал в её голосе хоть какие-то эмоции. Специальный агент Идлер имела свой личный мотив, и он заключался в том, чтобы припереть к стенке криминального босса Энтони Хьюго.

— Мне нужно, чтобы дело против него было безупречным, — продолжала она. — Вот почему нам не нужно, чтобы местные пытались взять дело в свои руки. Даже если у них есть жетоны. Всеобщее благо всегда имеет свою цену.

Я потёр рукой подбородок и с удивлением обнаружил, что там вовсе не лёгкая щетинка. В последнее время бритьё не значилось в списке моих приоритетов.

Она предположила, что я вёл расследование. Логичное предположение, учитывая обстоятельства. Но она не знала мой маленький грязный секрет. Никто не знал. Внешне я, может, и исцелялся. Может, я надевал униформу и каждый день приходил в участок. Но внутри ничего не осталось. Даже желания найти мужчину, который за это ответственен.

— Чего вы ожидаете от моего департамента, если Дункан Хьюго вернётся и решит прострелить дырки ещё в нескольких местных жителях? Рассчитываете, что мы отвернёмся? — протянул я.

Федералы переглянулись.

— Я ожидаю, что вы будете оповещать нас обо всех местных событиях, которые могут быть связаны с нашим делом, — твёрдо сказала Идлер. — В нашем распоряжении больше ресурсов, чем есть у вашего департамента. И у нас нет личных мотивов.

Я ощутил проблеск чего-то в своей внутренней пустоте. Стыд.

У меня должен быть личный мотив. Я должен быть на улицах, сам охотиться на этого мужчину. Если не ради себя, то ради Наоми и Уэйлей. Он сделал невесту моего брата и её племянницу жертвами в другой манере, похитил их и терроризировал из-за списка, который подарил мне две дырки от пуль.

Но часть меня умерла той ночью в канаве, а за то, что осталось, как будто и не стоило бороться.

— Маршал Грэхэм на какое-то время останется поблизости. Будет присматривать за всем, — продолжала Идлер.

Усач не выглядел обрадованным, как и я сам.

— Присматривать за чем-то конкретным? — спросил я.

— Все оставшиеся персоны в списке получают федеральную защиту, пока мы не убедимся, что им больше не грозит непосредственная опасность, — объяснила Идлер.

«Иисусе». Весь этот проклятый город поднимет бунт, если они узнают, что федеральные агенты ошиваются здесь и ждут, когда кто-то нарушит закон. А у меня не было сил на бунт.

— Мне не нужна защита, — сказал я. — Если у Дункана Хьюго есть хоть две извилины в мозгу, он сюда не сунется. Его и след простыл, — по крайней мере, так я говорил себе по ночам, когда сон отказывался приходить ко мне.

— При всем уважении, шеф, это вас подстрелили. Вам повезло, что вы всё ещё с нами, — сказал Грэхэм, и его усы самодовольно подёргивались.

— Что насчет невесты моего брата и её племянницы? Хьюго их похитил. Они получат защиту?

— У нас нет оснований полагать, что в этот раз Наоми и Уэйлей Уитт тоже в опасности, — ответила Идлер.

Укол боли в плече превратился в тупую пульсацию, вторящую боли в голове. Я страдал от недосыпа, моё терпение было на исходе, и я сомневался, что смогу оставаться цивильным, если не выгоню этих двух заноз в заднице из моего кабинета.

Призвав как можно больше южного шарма, я поднялся из-за стола.

— Понял. А теперь прошу извинить, мне пора служить на благо этого города.

Агенты встали, и мы обменялись формальными рукопожатиям.

— Буду благодарен, если вы будете держать меня в курсе. Поскольку у меня же личный интерес и всё такое, — сказал я, когда они направились к двери.

— Мы непременно поделимся всем, чем сможем, — ответила Идлер. — Мы также ожидаем от вас звонка сразу же, как только вы вспомните что-то из инцидента со стрельбой.

— Будет сделано, — выдавил я сквозь стиснутые зубы. Благодаря трио из физических ранений, потери памяти и тупого онемения, я превратился в тень прежнего себя.

— Ещё увидимся, — сказал Грэхэм. Это прозвучало как угроза.

Я подождал, пока они не вытащат свои задницы из моего участка, затем взял куртку с вешалки. Дырка в моём плече запротестовала, когда я сунул руку в рукав. Та, что в торсе, ощущалась ненамного лучше.

— Ты в порядке, шеф? — спросил Грейв, когда я вышел в общее офисное пространство.

При нормальных обстоятельствах мой сержант настоял бы на дословном пересказе встречи, после чего последовала бы часовая сессия обсирания фигни с юрисдикцией. Но поскольку меня подстрелили и чуть не убили, все расшибались в лепёшку, стараясь сюсюкаться со мной.

Может, я скрывал всё не так хорошо, как думал.

— Нормально, — ответил я резче, чем намеревался.

— Уходишь? — поинтересовался он.

— Ага.

Новенькая, рвущаяся в бой женщина-патрульный вскочила с кресла так, будто у неё под задницей выпрямилась пружина.

— Если хотите пообедать, я могу принести вам что-нибудь из «Дино», шеф, — предложила она.

Родившаяся и выросшая в Нокемауте Таши Баннерджи только что выпустилась из академии. Теперь её ботинки сверкали, а тёмные волосы были собраны в гульку, безупречно соответствующую нормативам. Но четыре года назад, в старших классах, она получила штраф за то, что пыталась заказать фастфуд в автокафе, приехав на лошади. Большая часть сотрудников департамента в молодости слегка переступала грань закона, и поэтому ещё значимее было то, что мы выбрали блюсти закон, а не обходить его.

— Я сам могу купить себе чёртов обед, — рявкнул я.

Её лицо на мгновение исказилось, после чего она сразу же оправилась, а я почувствовал себя так, будто пнул щеночка. Бл*дь, я превращаюсь в своего брата.

— Но спасибо за предложение, — добавил я менее враждебным тоном.

«Супер». Теперь мне придется сделать что-то хорошее. Снова. Сделать ещё один жест «извините-что-я-был-засранцем», на который у меня не было сил. За эту неделю я уже приносил кофе, пончики и (после особенно позорного срыва из-за термостата в офисе) шоколадные батончики с заправки.

— Я иду на физиотерапию. Вернусь через час или около того.

С этими словами я вышел в коридор и направился к выходу так, будто меня ждали дела — на случай, если кто-то решит завести разговор.

Я опустошил свои мысли и попытался сосредоточиться на том, что происходило прямо передо мной.

Вся мощь осени в северной Вирджинии ударила по мне, когда я распахнул стеклянные двери «Муниципального Центра Нокса Моргана» и вышел. На небе столь голубом, что аж глазам больно, светило солнце. Деревья вдоль улицы создавали красочный пейзаж, пока их листья из зелёных превращались в багряные, жёлтые и оранжевые. В витринах центра города красовались тыквы и маленькие тюки сена.

Я поднял взгляд, заслышав рёв байка, и увидел, как мимо проезжает Харви Литгоу. На его шлеме были нарисованы рога дьявола, а на сиденье позади него был закреплён пластмассовый скелет в сидячем положении.

Он помахал рукой в знак приветствия, затем с рокотом унёсся прочь по дороге, превышая допустимую скорость минимум на 15 км/ч. Вечно слегка выходит за рамки закона.

Осень всегда была моим любимым временем года. Новые начала. Хорошенькие девушки в мягких свитерах. Сезон футбола. Встречи выпускников. Прохладные ночи, которые становятся теплее от бурбона и костров.

Но теперь всё изменилось. Я изменился.

Поскольку я соврал насчёт физиотерапии, я не мог допустить, чтобы меня увидели в центре покупающим обед, так что я пошёл домой.

Сделаю бутерброд, который не захочу есть, посижу в одиночестве и попытаюсь прожить остаток дня, не превращаясь в откровенного засранца.

Мне надо взять себя в руки. Не так уж сложно перекладывать бл*дские бумажки с места на место, да появляться кое-где как чисто номинальная фигура, которой я теперь и являлся.

— Доброе утро, шеф, — Таллула Сент-Джон, наш местный механик и совладелица «Кафе Рев», поприветствовала меня, прямо на моих глазах переходя дорогу в неположенном месте. Её длинные чёрные косы лежали на плече поверх её комбинезона. В одной руке она держала сумку для продуктов, а во второй — кофе, наверняка приготовленный её мужем.

— Доброе утро, Таллула.

Любимое времяпровождение жителей Нокемаута — это игнорировать закон. Если я старался придерживаться чёрно-белой территории, то остальные, казалось, целиком и полностью жили в серой зоне. Мой город был основан беззаконными мятежниками и потому не терпел правил и норм. Предыдущий шеф полиции с радостью позволял гражданам самим заботиться о себе, пока он полировал до блеска свой жетон как символ статуса и двадцать с лишним лет использовал своё положение для личной выгоды.

Я пробыл шефом полиции уже почти пять лет. Этот город был моим домом, а его граждане — моей семьёй. Я явно потерпел провал в попытках научить их уважать закон. А теперь лишь вопрос времени, когда они все осознают, что я больше не способен их защитить.