Развод. Ты предал нашу семью

Арина Арская
Развод. Ты предал нашу семью

Глава 1. Кто отец?

— Одна из моих студенток, — Глеб смотрит мне в глаза прямо и мрачно, — забеременела.

— Я сама на втором курсе ходила с пузом, — делаю глоток воды и смеюсь. — Как вспомню, так вздрогну.

— Нин, — глаза Глеба темнеют, — отец — я.

Как можно отреагировать на такую новость от мужа, с которым ты пятнадцать лет в браке и с которым воспитываешь трех детей: двух сыновей и дочку? Арсению — четырнадцать, Марку — двенадцать, Аленке — восемь.

— Прости, что? — отставляю стакан. — Кто отец?

— Ты все услышала с первого раза.

— Может, у меня слуховые галлюцинации, милый? — провожу ладонью по гладкой каменной столешнице и медленно проговариваю. — Твоя студентка ждет ребенка и отец ты?

— Да.

Я отступаю под тяжелым взглядом Глеба, приваливаюсь к холодильнику, и с дверцы медленно сползает дурацкий сувенирный магнитик из Египта. Две желтые пирамидки.

— Нин.

Крик застревает в глотке стеклянным холодным шаром. Я будто перед собой вижу не любимого мужа, а маньяка, который пришел вспороть мне брюхо.

Честное слово, лучше бы вскрыл мне живот.

— Студентка? — шепчу я.

Глеб по понедельникам и пятницам ведет пары в университете на факультете “Финансы”. Дисциплина — “инвестиционная стратегия предприятия”. И это, по сути, его отдушина.

Он хотел быть преподавателем, но не сложилось, и пару лет назад после нашего серьезного разговора он позволил себе раскрыть в себе не только “акулу” бизнеса, но и наставника для молодых и дерзких.

Парочку въедливых и амбициозных студентов он даже пригрел под крылышком с целью слепить из них перспективных топ-менеджеров.

— Нин, — Глеб хмурится. — Я ее не люблю.

У меня так широко распахнуты глаза, что веки сейчас вот-вот разойдутся. Протягиваю руку к дверце одного из шкафчиков и медленно стягиваю с него полотенце.

— Это была одноразовая связь, Нин, — Глеб не отводит от меня взгляда. — У меня просто крышу сорвало.

— На молодуху потянуло? — с губ срывается короткий смешок. — Сколько ей? У тебя первый и второй курсы… Лет восемнадцать?

Глеб не отвечает, а я сглатываю. Я как бы тоже для него не совсем старуха-то. Я на десять лет младше. Ему — сорок пять, мне — тридцать пять.

— Результаты теста…

— Заткнись.

— Она после того раза исчезла с моего поля зрения. Появилась сейчас. Выждала три месяца, и…

— Три месяца? — прижимаю полотенце к груди.

— Нин, — хмуро вглядывается в мои глаза. — Я совершил ошибку, и я хотел эту ошибку скрыть, но… сейчас ты должна все знать.

Я абсолютно не была готова к тому, что у моего мужа будет ребенок на стороне от связи со студенткой.

В мою картину мира никак не вписывается такая подлость от близкого человека, с которым я прожила пятнадцать лет в браке. В крепком, доверительном браке.

Мой муж не может быть подлецом.

Это какой-то абсурд.

Это у других мужья изменяют, а мой — не такой.

— Что ты молчишь?

— Уходи, — сипло отзываюсь я.

Я не чувствую в сердце боли. Я его сейчас вообще не чувствую после слов Глеба, который молчит и буравит меня темным взглядом.

— У-хо-ди, — повторяю я по слогам, а затем срываюсь на крик, — проваливай!

А он сидит и смотрит на меня. В голове моей что-то щелкает.

Я с криком кидаюсь на него и бью полотенцем по его наглой роже, которую сегодня утром равнял триммером в ванной, пока я чистила рядом зубы, потом по шее и прохожусь остервенелыми ударами по широким плечам.

— Ты не мог! Это неправда! Ты лжешь! Это опять твоя тупые шутки!

Он уворачивается. Затем встает и перехватывает мои запястья.

— Нина, боюсь это не шутка.

— У нас же дети! — вскрикиваю я и пытаюсь вырваться. — Какая к черту студентка?!

— Это было лишь один раз, — он вглядывается в мое лицо. — Ошибка… Нин… Ты бы ничего не узнала, но она залетела.

У меня голова кружится, и в висках пульсирует кровь. Глеб всматривается в мои глаза, чего-то ожидая от меня кроме истерики, шока и гнева.

— Поговори со мной.

— Пусти меня.

— Ты моя жена, — он встряхивает меня за плечи. — И ребенка на стороне я не буду от тебя скрывать. Так получилось, Нина.

— Это какой-то абсурд…

— Я был пьян, — хрипло шепчет он.

— Я не хочу ничего слушать! — вырываюсь и в ужасе пячусь. — нет… нет. Нет! — вскидываю в его сторону руку, когда он делает ко мне шаг. — Не подходи ко мне.

— Я облажался, но ты должна была знать.

— Заткнись.

— На аборт ее уже не отправить, — медленно проговаривает он. — Я не знал, Нин. Я хотел обо всем этом забыть, вычеркнуть…

Я будто в ядовитом мареве. В ушах гудит. Во рту отдает сладкой гнилью.

Почему сейчас?

У нас за плечами пятнадцать лет брака, три ребенка. Два сыночка и лапочка-дочка. Как в сказке. Было, как в сказке.

— Нина.

— Отпусти меня.

— Мам! — из глубины дома доносит голос Арсения. Нашего старшенького. — Аленка, не кусайся!

Смех дочери, топот ног, и хватка Глеба слабеет.

— Да блин! Аленка! — рявкает Марк, наш средний сын. — Уши оторву!

— А ты догони! — хохочет Аленка и в следующую секунду визжит сквозь хохот.

Видимо, поймал Марк нашу Аленку. Глеб сглатывает. Наблюдаю будто в бреду, как его кадык перекатывается под кожей.

— Что ты наделал… — сдавленно шепчу я. — Глеб…

— Мам! Мама! — верещит Аленка из гостиной. — Марк меня обижает. Мам! Отстань! — опять срывается на хохот. — Дядь Паш… Помогите! Блин!

Глеб отступает, и в этот момент на кухню заходит наш водитель Павел. Крепкий седой мужичок с пышными усами под носом-картошкой.

— Орду привез, — стоит по стойке смирно. — Целыми и даже без переломов.

— Мам!

Павел успевает шагнуть в сторону, и на кухню с визгом влетает растрепанная Аленка. С криками прячется за моей спиной, а затем, решив, что я так себе защита от разъяренного Марка, который появляется в проеме двери, кидается за Глеба:

— Пап! Пап! — хитро выглядывает из-за него и щурится на брата. — Они меня обижают. Особенно вот Марк.

— Есть чо пожрать? — Марка в сторону отодвигает Арсений, зевает и проходит мимо меня к холодильнику, взъерошив темные волосы. — И вас к директору вызывают. На меня опять эта стерва с тремя волосинами взъелась, — открывает холодильник и заглядывает в его нутро. — Марк, будешь курицу?

— Буду, — кривит рожицу Аленке, которая показывает язык, и садится за стол.

— А где вопросы? — Арсений ставит на стол курицу, что накрыта пищевой пленкой, и с подозрением смотрит на меня.

— За что взъелась? — едва слышно спрашиваю я и прижимаю ладонь к груди, чтобы слабое сердцебиение напомнило, что я все еще жива.

— Я считаю, что ни за что, — Арсений срывает с курицы пленку.

— А еще они руки не помыли, — шепотом ябедничает Аленка.

— Да блин! — фыркает Марк, недовольно выходит из-за стола и шагает к раковине, закатывая рукава. — Какая ты противная, Ален.

— На твоих руках — глисты! И они будут у всех! Длинные такие! Белые! Сожрут твои кишки!

— Мам! — испуганно вскрикивает Арсений.

Я слышу грохот и чувствую щекой холодную плитку. Ножки стульев и стола плывут перед глазами и их пожирают черные пятна обморока.

Моя сказка “жили долго и счастливо” окончена. Добро пожаловать в жестокую реальность, Нина. Твой муж способен на предательство.

Визуализация

Нина Бурова, 35 лет

Глеб Буров, 45 лет

Арсений Буров, 14 лет Марк Буров, 12 лет Алёна Бурова, 8 лет

Глава 2. Я просто устала

— Нина, — меня из липкой темноты вытягивает тихий голос Глеба.

Холодный край стакана касается моих губ, и я машинально делаю глоток воды.

— Мам, — слышу обеспокоенный хриплый голос Арсения. — Ты как?

Поднимаю на него взгляд. Он так похож на своего отца. Черными глазами, высокими скулами.

— Так, давайте без сюрпризов, — Глеб отставляет стакан и помогает мне встать на ватные ноги. — Перекусите и за уроки.

— Там есть еще суп… — шепчу я.

— Мам, — пищит Аленка.

— Я просто устала, золотко…

— Мам, выпей еще воды, — испуганно шепчет Марк.

— Маме надо отдохнуть, — Глеб подхватывает меня на руки. — Сидим мышками, — оглядывается на Арсения, — а про директора позже поговорим.

— Да там ничего такого, на самом деле… правда. Мам, ну ты чего? В первый раз, что ли?

У меня нет сил взбрыкнуть или оттолкнуть Глеба. Голова кружится и тошнит.

— Не дергайся, — едва слышно говорит он и выносит меня из кухни. — Паш, звякни Гале.

Галя — наш семейный доктор. Она с нами уже десять лет. Почти член семьи, однако я не хочу ее сейчас видеть.

Я просто перенервничала, и давление упало. Ничего особенного.

— Отпусти меня…

— Тихо, Нин, — Глеб хмурится. На переносице пролегает глубокая морщина. — Тебе надо прилечь.

— А тебе уйти.

— Нет.

— Как ты мог… Господи…

Поднимается по лестнице. Ступенька за ступенькой. Смотрит перед собой. Лицо — камень. Лишь глаза горят отрешенной мрачностью.

Ногой открывает дверь, вносит меня в нашу спальню и кладет на кровать, к изголовью которой он сегодня ночью привязывал мои запястья. Он пытал меня поцелуями, а после обнимал меня сильными руками.

— Проваливай…

Он накрывает меня второй половиной одеяла, после подходит к двери и запирает ее на замок. Стоит минуту ко мне спиной, проводит ладонью по щеке и разворачивается ко мне.

— Нина…

— Замолчи.

— Я лишь раз… Только один раз, — хрипло шепчет он. — Я знаю, что я не должен был этого делать, Нина. Но сейчас мне от этого не легче. Ты моя жена. Я тебя люблю, никакая интрижка этого не изменила.

— У тебя будет ребенок…

— А еще у меня их трое, — подходит к кровати и сверлит меня черным взглядом. — Трое любимых детей, которых я хотел.

— Что же ты…

— Не подумал о них? — усмехается. — Что я должен ответить на этот вопрос? Что я эти три месяца себя говном чувствовал?

— Ты должен уйти, — шепчу я. — Ты не имеешь права больше находиться здесь.

— Я не уйду. Нина, я действительно сожалею. И я тебе не лгу.

Взгляда не отводит и ждет того, что я приму его сожаления и пойму его.

— Это… — задыхаюсь. — Глеб, ты нагулял ребенка. Чего ты ждешь от меня? Что я приму его? Может, — сажусь. — Ты сейчас предложишь познакомиться с твоей беременной сучкой?

Я хочу открыть рот и просто орать на него, чтобы выплеснуть все отчаяние, которое жжет глотку ядом.

Но внизу дети. Наши дети, которые не заслужили всего этого.

— Я хочу… Я не знаю… Я хочу, чтобы ты была моей женой, с которой я могу все это обсудить.

— Я готова обсудить с тобой развод… — мои руки как безвольные ветки.

И меня опять ведет в сторону от слабости. Я падаю на подушку.

— Нина, — Глеб похлопывает меня по лицу. — Посмотри на меня.

— Не хочу на тебя смотреть, — пытаюсь отпихнуть его лицо пятерней, а он прижимает мою руку к кровати.

— Ты единственная женщина, которую я любил и люблю. Слышишь? Мы это пройдем вместе. Не отталкивай меня.