Проходимцы, дублёры и бежевый топлес в кино. Часть 1
- Автор: Денис Ядров
- Жанр: Современная проза / Юмористическая проза / Кино
- Дата выхода: 2021
Читать книгу "Проходимцы, дублёры и бежевый топлес в кино. Часть 1"
Геннадий всеми силами пытался сохранить подарки, но Геннадий был один, а детей – полный двор.
– Дети, – сказал Геннадий, – а хотите мы позовём Глобуса?
– Хотим! – закричали дети.
– Ха-ха, хотим! – закричали пиджаки.
– Давайте вместе поднимем руки вверх и позовём: "Гло-бус! Гло-бус!"
По новогоднему волшебству дети отпустили мешок, подняли руки и закричали:
– Гло-бус!
Их отцы тоже подняли руки и тоже закричали:
– Гло-бус!
Пётр Иванович, который бодро уворачивался от снежков, подпрыгивая и приседая, остановился, и огромный снежок попал ему прямо в голову.
– Я? – не веря своему счастью и не обращая внимания на снежок, спросил он.
– Нет. Глобус, – сказал я. – Быстрее в кладовую.
Как самый настоящий конь, мы с Петром Ивановичем поскакали в сторону подъезда.
Геннадий с трудом закинул мешок на плечо и поплёлся за нами следом, продолжая скандировать:
– Гло-бус! Гло-бус!
И мы так бодро скакали и шли к подъезду, что я бы стал дедом морозом, а Пётр Иванович – глобусом, если бы какой-то крупный мужчина в пижаме и тапочках с бутылкой шампанского в руке не перегородил нам путь.
– Гена, куда? – пьяным басом спросил он.
Геннадий как-то сразу сложился пополам, чуть не наступая на бороду, и заблеял:
– Венеамин Алексеевич, не обессудьте: мы как лучше хотели. Глобус для детишек…
– Зачем глобус? – спросил Венеамин Алексеевич. – Ты же сам сказал: на коняжке Арсюшу покатаешь.
– На коняжке?! – закричал я.
– Покатаешь! – подхватил Пётр Иванович.
– За деньги, – продолжая кланяться Венеамину Алексеевичу, сказал Геннадий и схватил меня за ногу, потому что я направился к подъезду и готов был разбить стекло, лишь бы войти в него. – За отдельные деньги. Кроме тех, что сдавали.
– Да то, что сдали, я уже забыл, – Венеамин Алексеевич отхлебнул шампанского из горла. – Сколько?
– Пятьдесят, – подал голос Пётр Иванович.
– Тысяч? – спросил Геннадий и даже отпустил мою ногу, и я с размаху врезался в огромный живот Венеамина Алексеевича.
Он убрал от себя голову коня, приподнял меня и поставил на землю.
– Долларов? – спросил он.
– Каждому! – воскликнул Пётр Иванович.
Венеамин Алексеевич залез в карман пижамы, достал из неё толстое портмоне, открыл его и сказал:
– Давайте по сто тысяч, но рублей.
– Ну не знаю, – сказал я. – Никого я катать не собираюсь.
– Ребёночка маленького, – сказал Венеамин Алексеевич. – Четыре годика.
– Я покатаю, – сказал Пётр Иванович. – Мне на плечи посадите, и поедем.
– Сто тысяч, – тихо сказал Геннадий. – Не обессудь, Константин, соглашайся.
И я подумал, что сто тысяч – это большие деньги. К тому же, везти буду не я, а Пётр Иванович, так что мне останется только изображать коня. Ржать, может быть, или что там кони делают, когда возят детей. Тем более, четырёхлетних. И если катать быстро, то можно улизнуть с мероприятия раньше, чем на коня полезут пиджаки. И сто тысяч – это три с лишним раза можно заплатить за съём квартиры. И ребёнок всё-таки трезвый. И лёгкий. И такие деньги.
А когда мы с Петром Ивановичем увидели ребёнка, сына Венеамина Алексеевича, мы поняли, за что нам платят.
Хотя Арсюше и было всего четыре годика, весил он как самый настоящий слоник-жиртрест. Из тех, которым каждый год покупают новое кресло, потому что из старого выросли.
Венеамин Алексеевич отхлебнул из бутылки шампанского и протянул её сыну.
– Арсюша, для храбрости.
– Арсюша итак храбрый, – возразил я. – Да, Арсюша?
Ребёнок-слон поправил ремень на огромном животе и протянул варежки к бутылке.
– Детям пить нельзя, – снова возразил я и подумал, что сто тысяч – недостаточная сумма для провоза слоников.
– Да ему почти семь лет. Какой он ребёнок? Я в его возрасте курил и матерился. Кстати, закуришь? – спросил у сына Венеамин Алексеевич и полез в карман халата за сигаретами.
– Вы сказали: ему четыре года.
– Где четыре, там и семь.
– А где семь, там и десять?
– Десять – уже совершеннолетие.
Арсюша взял варежками бутылку с шампанским и наклонил её к себе.
– Пётр Иванович, – спросил я, – а вы уверены, что хотите катать Арсюшу?
– Уверен, – ответил Пётр Иванович. – Мне такие деньги, как за катание на лошади, за полгода работы дворником платят. Потерплю как-нибудь. И не такое в жизни терпеть приходилось.
– А я бы, пожалуй, не стал терпеть. Здоровье не купишь.
– И не продашь.
– И не заработаешь. А радикулит заработать можно.
В последний момент Венеамин Алексеевич забрал бутылку у ребёнка и отхлебнул из неё.
– Шучу, – сказал он. – Арсюша маленький ещё шампанское пить. Только водку.
Венеамин Алексеевич засмеялся, вставил в губы сигарету, поджёг её и выдохнул дым в лица аниматоров. И я уже готов был броситься на Венеамина Алексеевича, но неожиданно он отсчитал пятирублёвыми купюрами и дал каждому по пачке денег: мне, Петру Ивановичу и Геннадию. И единственное, что пришло мне в голову, это спросить:
– А ему за что?
– Так каждому, – ответил Венеамин Алексеевич.
– Каждому, – благодарно повторил Пётр Иванович.
Геннадий с трудом поднял Арсюшу.
– Дорогие кони, не обессудьте: принимайте всадника.
Он посадил Арсюшу на плечи Петра Ивановича. Дворник покачнулся, едва устоял на ногах, присел, поднялся, и мы пошли.
С каждым шагом деньги становились мне роднее и я думал о том, что пять минут позора – и ты инженер. Всего каких-то пять бесконечных минут.
Первый круг вокруг ёлки мы проехали почти спокойно, на втором круге Арсюша решил пришпоривать коня ногами, а на третьем перекинул через шею коня пояс от пальто и стал меня душить.
Фиолетовые пиджаки закричали:
– Правильно, гони его! Пусть галопом скачет! Ска-чи, ска-чи!
А я не хотел скакать. А хотел дышать. Я впился руками в пояс и потянул его в обратную сторону. Арсюша оказался не только крупным ребёнком, но и сильным. Так просто забрать у него пояс не получалось.
– Тя-ни, тя-ни! – закричали пиджаки, и кто-то из них бросил снежок прямо в то же самое ухо.
В ухе снова зазвенело, и я со злостью дёрнул пояс так, что Арсюша закачался в седле и чуть не упал с коня.
– Э, аккуратней, – сказал Венеамин Алексеевич. – Оборзели? Я вам плачу, чтобы катали, а не калечили.
Геннадий подпрыгнул ко мне и зашептал:
– Не обессудь, аккуратней.
– Вези его сам, – ответил я, придерживая рукой пояс, чтобы не задушили. – Забирай голову коня и вези. Тебе тоже заплатили.
– Не обессудь, Константин: я Дед Мороз. Мне положено подарки раздавать.
– Я тебе сейчас пенделей раздам. Тпру, приехали.
Я стал стягивать с себя голову коня.
– Ве-зи, Ве-зи! – закричали пиджаки.
Прямо под носом у меня пролетел снежок. Я обернулся и увидел пьяные фиолетовые лица. Кто из них кидает снежки, понять было невозможно.
– Сейчас по морде кто-то получит, – сказал я.
– По-лу-чит, по-лу-чит! – закричали пиджаки.
К нам с Геннадием с бутылкой шампанского в одной руке и сигаретой – в другой направлялся Венеамин Алексеевич.
– Куда приехали? – басом спросил он. – Гена, ты обещал на Красную площадь свозить.
– Пло-щадь! Пло-щадь! – закричали пиджаки.
– Ах, обещал Гена! Ну вот Гена обещал – он и повезёт, – сказал я . – Дедом Морозом. Ездовым! Да, Гена?
– Константин, я не Гена. Я Геннадий! Не обессудь.
– Ты Человек-табуретка. И человек-стол. Сейчас будешь.
Мне удалось всё-таки забрать у Арсюши пояс и содрать с себя голову коня. Я бросил её в толпу, попал в кого-то из пиджаков, и он упал. Остальные пиджаки засмеялись. Сбитый товарищ попытался встать, но пиджаки мешали ему, снова бросая на землю.
– Возьмите свои деньги, – протянул сто тысяч Венеамину Алексеевичу. – Он вас покатает, – показал на Геннадия.
– Меня? – спросил с удивлением и дымом Венеамин Алексеевич.
– Ну не вас лично, хотя, может, и вас. Особенно если вы ему доплатите.
– Каждому, – сказал Пётр Иванович, едва держась на ногах.
– Он весь двор покатает. Да, Гена? До самой Красной площади.
– Покатаешь? – услышал я за спиной, когда шёл к подъезду.
– По-ка-та-ешь! – закричали пиджаки.
– А дядя куда пошёл?! – спросил кто-то из детей.
– А он пошёл за Глобусом, – ответил находчивый Геннадий.
– Гло-бус! Гло-бус! – закричали дети с их родителями.
Под их крики я и возвращался домой.
Стол и табуретки выкинул прямо в окно, под которым Геннадий с Петром Ивановичем катали на себе Венеамина Алексеевича. Стол даже не разбился, хотя стеклянный. А табуретки сломались. Видимо, такого качества были. Как сосед.
Он мне с самого начала не понравился. Во-первых, представился Геннадием, а не Геной, а во-вторых, всё просил не обессуживать. Я только поэтому и представился ему Константином, хотя весь дом знает меня как Александра. Но это и к лучшему. Пусть думают, что Константин с их детьми играть отказался. В ночь новогоднюю. Потому что как новый встретишь, так его и проведёшь. А я его и не встречал ещё. Это Константин встречал, ему и скачать конём до следующего нового года.
А он ещё нескоро наступит. До него двенадцать месяцев, триста шестьдесят пять дней, а в минутах и секундах ещё больше. Они вообще, эти года, какие-то необъятные и долгие. Как новогодняя ночь. В которой скачут и скачут Геннадий и Пётр Иванович на Красную площадь.
А современные дети с фиолетовыми пиджаками кричат им:
– Гло-бус! Гло-бус!