Подписчики

* * *

Они были на вечеринке перед школьным выпускным. Все собирались у парня по имени Иэн, чьих родителей никогда не было дома. Орла и Кэтрин обычно туда не наведывались. Гейлу и Джерри никогда не приходилось разыскивать Орлу: ее лучшая подруга всего боялась. Но в те дни они заканчивали школу, и Орла принялась уговаривать Кэтрин: неужели ты хочешь потом оглядываться назад и вспоминать, что провела последний школьный вечер за приготовлением начос и очередным просмотром «Остина Пауэрса»? «Позовем с собой Дэнни, — добавила Орла, осмелев. — Мы за ним как за каменной стеной». Наконец Кэтрин сдалась, и Дэнни повез их на вечеринку.

Кэтрин скользнула на переднее сиденье, он наклонился, чтобы поцеловать ее в щеку, и убедился, что она хорошо пристегнулась. Орла сидела позади подруги — там, откуда она могла его видеть.

Все было просто: она всегда любила его. Она любила его с первого дня в девятом классе, когда они с Кэтрин, союзницы по средней школе, сели рядом на английском. Дэнни выбрал парту в другом конце класса и сел, сложив бледные мускулистые руки на груди. На нем была простая серая футболка, в то время как все остальные в тот день оделись торжественно, как на собственную свадьбу. Когда он обернулся, чтобы посмотреть, по указанию учителя, на таблицу, объясняющую, как оформлять ссылки на литературу, его синие глаза встретились со светло-карими глазами Орлы, и она навсегда запомнила этот миг: как он не отводил взгляда, тогда как большинство парней до смерти этого боялись. Орла глядела на него, Дэнни на нее, и она мечтала, чтобы учитель вечно вещал про правила цитирования источников.

После урока в коридоре Кэтрин повернулась к Орле, красная как рак, и спросила:

— Видела его?

И Орла ответила:

— Еще бы.

Они разговаривали тихо, потому что он шел прямо за ними: одноклассники волочили ноги к следующему кабинету, стараясь запомнить план школы. Потом Кэтрин быстро оглянулась, словно торопилась успеть, пока не растеряла смелости. Колючая коса задела лицо Орлы.

— Привет, — поздоровалась Кэтрин с Дэнни. — Ты знаешь, куда идти?

Дэнни посмотрел на Орлу, затем кивнул и заговорил с Кэтрин. Опять же, все было просто: Дэнни с Кэтрин начали встречаться в ближайшие выходные и никогда больше не расставались.

Орла могла взбеситься, или закричать, или перестать с ними общаться, но вместо этого она со странным удовлетворением крутилась вокруг них. В течение четырех лет она ходила с ними в кино и в походы и ощущала только легкую боль, когда по ночам они уходили в одну палатку, а она в другую. Она встречалась со многими его друзьями и всегда с удовольствием начинала новые отношения ради того, чтобы Дэнни, улыбаясь, прислонился к ее шкафчику и, положив руку ей на плечо, пошутил: «Ну его-то хоть не обижай». Они проводили последние школьные годы в одних и тех же подвалах с устланными коврами полами и на одних и тех же парковках со звездными потолками, только в объятиях других людей. И даже когда Дэнни и Кэтрин одновременно послали заявки о приеме в государственные колледжи, Орла ничего не предприняла, не попыталась изменить ситуацию и не призналась в своих чувствах. Она уже вписала Дэнни в свою дальнейшую жизнь. Девушка все спланировала: она обоснуется в Нью-Йорке, станет писательницей в модных очках и научится усмирять свои непослушные волосы. В семнадцать лет она ложилась спать, мечтая не о том, как пойдет с Дэнни на выпускной бал, а о том, как однажды он постучит в дверь ее особняка из песчаника. Она увязала его в одну связку с явлениями будущего — успехом и уверенностью в себе, — и способность ждать их позволяла ей чувствовать себя храброй, и чистой, и мудрой, как монах.

Кэтрин часто рассказывала, как они с Дэнни познакомились.

— Он смотрел на меня весь урок английского в первый день в школе, — говорила она, поворачиваясь к лучшей подруге за подтверждением. — Орла не даст соврать. Она все видела.

Орла кивала и бормотала:

— Это правда, я все видела.

Но правда, чистая и непреложная правда, которая помогала ей прожить каждый день, была в том, что сначала Дэнни остановил взгляд на ней.

На вечеринке, устроенной Иэном накануне выпускного, Кэтрин слишком быстро наглоталась крепленого вина из стеклянной банки из-под джема с изображением персонажей «Короля Льва». Дэнни и Орла уложили ее спать в единственной незахламленной комнате в доме, на кровать родителей Иэна, поверх простого темно-синего одеяла. На случай, если ее будет тошнить, Дэнни повернул Кэтрин на бок, подперев ей спину подушками. Когда они с Орлой спустились в гостиную, все уже разошлись по домам или отключились, оставив на карточном столике мигающий стробоскоп. Орле ужасно хотелось есть, и Дэнни предложил поехать в город за сэндвичами-субмаринами.

Когда Орла и Дэнни вышли из ресторана, беспечно размахивая пакетами, девушка подумала, что они вернутся в дом Иэна, чтобы проверить, как там Кэтрин, но Дэнни вздумалось покататься. Сев наконец-то на переднее сиденье, Орла коснулась рычага коробки передач и сказала:

— Жаль, что я не умею ездить на механике.

Она вовсе об этом не жалела, ей вообще было наплевать, но она всегда искала способы казаться интересной.

Не отрывая глаз от дороги, Дэнни накрыл ее руку своей и не убирал, время от времени передвигая рычаг. Орла не говорила ни слова, не шевелилась и не дышала. Он гнал машину слишком быстро, слишком близко прижимался к обочине и беспечно лихачил на серпантине. Но она никогда в жизни не чувствовала себя в большей безопасности.

Потом они вернулись к дому Иэна и, усевшись на крыльце, стали есть и разговаривать. Некоторое время назад Орла дала Дэнни книгу — плаксивый подростковый манифест, который в то время воспринимала как священное писание.

— Мне очень понравилось, — признался Дэнни. — Я пытался заставить Кэтрин прочитать, но вряд ли она что-то поняла.

Он смотрел куда-то вдаль, словно за перилами крыльца расстилался роскошный вид, хотя всю перспективу загораживал находившийся через дорогу дом, с карниза которого все еще свисала новогодняя гирлянда с наполовину перегоревшими фонариками.

— Это будет нашим с тобой общим впечатлением, — произнес Дэнни.

Войдя в дом, они обнаружили, что Кэтрин глубоко спит. Дэнни провел рукой над ее ртом, проверяя, дышит ли она, и забрался в кровать рядом с ней. Уставшая Орла легла на полу, и Дэнни вытащил из-под своей головы подушку и бросил ей.

— Ты будешь помнить нас, Орла? — тихо спросил Дэнни.

Сердце у Орлы чуть не выпрыгнуло из груди, и у нее мелькнула мысль: может, она была неправа, оставаясь храброй, чистой и мудрой, и не нужно ли ей забрать заявку из престижного колледжа в горах или попробовать уговорить Дэнни поступать туда вместе с ней? Будучи семнадцатилетней девушкой, она верила, что у него отличные задатки, которые не заметны никому, кроме нее.

— Кого это — вас? — спросила она наконец.

Дэнни, уже засыпая, ответил:

— Всех нас. Ну, знаешь, ты будешь где-то жить, станешь писательницей, и… — Он замолчал и длинно и громко зевнул. — И я буду хвастаться приятелям: «Я ее знаю».

На следующее утро, после того как выступили директор и председатель ученического совета, предстояло произнести речь Орле. На выборах в органы самоуправления она была единственным кандидатом в заместители председателя и, по настоянию Гейл, ради строки в резюме для поступления в колледж исполняла эти обязанности. Стоя на сцене с распечаткой набранного через один интервал текста, переполненного метафорами, не особенно имевшими успех, Орла говорила медленно, надеясь, что Дэнни и Кэтрин появятся хотя бы к концу. Но когда она завершила выступление, их места все еще оставались пустыми.

Через несколько часов после церемонии в доме Орлы зазвонил телефон. Это была Кэтрин. Хотя к тому времени обе девушки уже имели мобильники, они по привычке звонили друг другу на домашний, следуя одновременно формальному и интимному обычаю — гордому свидетельству их долгой дружбы. Кэтрин всю трясло от чувства вины. Все утро ее тошнило после вчерашнего, объяснила она. Потом она поехала с Дэнни на автомойку и ждала его, пока ему тщательно отмывали машину — по пути из дома Иэна ее стошнило прямо на пассажирское сиденье.

— Я опозорилась на вечеринке? — спросила Кэтрин.

— Да нет, — деликатно ответила Орла, словно Кэтрин действительно осрамилась и подруга не хотела говорить ей правду.

— И мне так стыдно, что я пропустила твою речь, — дрожащим голосом, словно вот-вот заплачет, добавила Кэтрин. — Ты не обиделась?

— Нет, конечно, — сказала Орла. И больше ничего. Она слушала прерывистые вздохи на другом конце провода — Кэтрин явно ждала от подруги утешения. Но Орла думала только о том, как Кэтрин заблевала в машине Дэнни кресло, в котором она сидела ночью. Прижав трубку плечом, она скупо молчала.

Закончив разговор, Орла увидела в дверном проеме Гейл с накрытым крышкой пластиковым тазиком, который в Лихайском университете будет жить у нее под кроватью.

— Тебе так много дано, Орла, — сказала мать. — Оставь Кэтрин то, что у нее есть.

Лето прошло мимо, и Орла искала поводы не встречаться с Кэтрин. Перед отъездом в колледж они сдержанно попрощались по телефону. Орла не солгала Кэтрин: она не обижалась и не сердилась — просто не видела причин оставаться подругами. Ее чувства к Дэнни получили обоснование: «Я буду хвастаться приятелям: „Я ее знаю“». Он хочет увидеть ее произведения в печати. Неважно, как дальше сложится жизнь, подумала Орла, Кэтрин обречена быть всего лишь сноской.

Именно в колледже девушка начала следить за ним, потому что там она впервые была одна. По непонятным для Орлы причинам другие первокурсницы в общежитии смотрели мимо нее, словно сговорились. Соседка по комнате пробормотала что-то про проблемы со сном и куда-то переехала в октябре, всего через пару недель после того, как они с Орлой условились, куда повесить постеры и поставить маленький холодильник — не обошлось без старых как мир препирательств двух девочек, не привыкших делить с кем-то комнату. После того как вывезли мебель соседки, Орла весь день клялась себе, что подойдет к одной из студенток в коридоре и скажет: «Я теперь живу одна, так что, может, выпьем у меня сегодня вечером?» Но — вероятно, потому что они сталкивались, в основном когда голые тела были обмотаны полотенцами, — она так и не набралась смелости.

К началу осенних каникул компании уже сколотились и закрепились. Орла слышала, как группы друзей проходили мимо двери, которую она уже перестала держать приглашающе открытой, как посоветовал ей педагог-куратор. Слышала, как они опаздывали на завтрак без нее, слишком рано шли на ужин без нее, шумной толпой направлялись на вечеринки, и тоже без нее. Ее одиночество было таким стихийным, таким полным и беспричинным, что она почти надеялась, что кто-то из секретарей университета придет и сгладит его, как исправляют путаницу с размещением студентов по комнатам и накладки в расписании.

Перед самыми зимними каникулами Орла попыталась вступить в женскую студенческую организацию, случайно попав на вводную беседу, где обнаружила двести девушек в почти одинаковых черных остроносых сапогах, чернильно-синих джинсах и клетчатых шарфах. Только одна из них была одета иначе: индианка, с которой Орла посещала занятия по математике (ну, когда посещала). Бойкая блондинка, беседующая с индианкой, громко и отчетливо произнося слова, повернулась к Орле, когда та села. Она окинула взглядом университетскую фуфайку, голубые джинсы и пластиковые «крабы» в волосах.