Судьи и заговорщики: Из истории политических процессов на Западе

Анна, проведшая юные годы при французском дворе и основательно ознакомившаяся там с искусством придворных интриг, начала упорную борьбу против кардинала Уолси. Королевская фаворитка подозревала, и не без основания, что кардинал, внешне не возражая против развода Генриха с Екатериной, на деле вел двойную игру. Фактически Анна сумела создать свою собственную разведывательную сеть, руководителями которой стали ее дядя, герцог Норфолк, председатель Тайного совета, и другие лица, в том числе английский посол в Риме Френсис Брайан. Посол, являвшийся кузеном Анны, сумел добыть письмо Уолси, в котором тот умолял папу не удовлетворять просьбу Генриха. После этого король не пожелал слушать оправдания кардинала. В ответ он лишь вытащил какую-то бумагу и издевательски спросил:

— Э, милорд! Не написано ли это Вашей собственной рукой?[72] Лишь смерть спасла Уолси от ареста и эшафота.

В 1531 г. Генрих VIII объявил себя верховным главой церкви в своих владениях. Для расторжения брака короля с Екатериной Арагонской теперь уже не требовалось разрешения папы. В 1533 г. король отпраздновал свадьбу с Анной Болейн; имя Екатерины Арагонской после этого стало Знаменем всех противников Реформации. В их числе был и Томас Мор, блестящий писатель-гуманист, автор бессмертной «Утопии», которого Генрих VIII больше, чем кого-либо другого, стремился перетянуть в лагерь сторонников развода[73]. Выдающийся юрист и государственный деятель[74], Мор занимал пост лорда-канцлера. Исследователи по-разному объясняют действительные причины, побудившие Мора отказаться от одобрения Реформации и нового брака короля[75]. Мор, вероятно, опасался, что Реформация приведет к полному церковному расколу, распадению западного христианства на враждующие секты. Кто знает, может быть, взору проницательного мыслителя уже виделись те бедствия, которые вследствие Реформации обрушатся на английские народные массы, поскольку она создала удобный предлог для конфискации богатых монастырских владений и для сгона с этих земель бедняков-арендаторов.

В 1532 г. Мор, к крайнему неудовольствию Генриха, попросил освободить его от должности лорда-канцлера. Уйдя в отставку, Мор не критиковал королевской политики. Он просто молчал. Но его молчание было красноречивее слов. Особенно ожесточена против Мора была Анна Болейн, которая не без оснований полагала, что явное неодобрение со стороны человека, пользовавшегося всеобщим уважением, является весомым политическим фактором. Ведь новая королева отнюдь не пользовалась популярностью: в день коронации ее встретили на улицах бранью, криками «шлюха». Генрих VIII вполне разделял ярость жены, но не рискнул, да это было и не в его манере, расправиться с бывшим канцлером, минуя обычную судебную процедуру.

В 1534 г. Мор был вызван в Тайный совет, где ему предъявили различные лживые обвинения. Опытный юрист, он без труда опроверг эту не очень умело придуманную клевету.

Новое обвинение возникло в связи с парламентским актом от 30 марта 1534 г. По этому закону был положен конец власти папы над английской церковью, дочь короля от первого брака Мария объявлялась незаконнорожденной, а право наследования престола переходило к потомству Генриха и Анны Болейн. Король поспешил назначить специальную комиссию, которой было предписано принимать клятву верности этому парламентскому установлению.

Мор был вызван одним из первых на заседание комиссии. Он заявил о согласии присягнуть новому порядку престолонаследия, но не вводимому одновременно устройству церкви (а также признанию незаконным первого брака короля). Некоторые члены комиссии, включая епископа Кранмера, руководившего проведением церковной реформы, стояли за компромисс. Их доводы заставили заколебаться Генриха, опасавшегося, как бы суд над Мором не вызвал народных волнений. Главному министру Томасу Кромвелю и королеве удалось переубедить трусливого монарха и внушить ему, что нельзя создавать столь опасный прецедент: вслед за Мором и другие попытаются не соглашаться со всеми пунктами исторгаемой у них присяги[76]. Возможно, немалую роль сыграл здесь и канцлер Одли[77]. 17 апреля 1534 г. после повторного отказа дать требуемую клятву Мор был заключен в Тауэр.

Суровость тюремного режима была резко усилена в июне 1535 г., после того, как было установлено, что заключенный переписывался с другим узником — епископом Фишером, возведенным папой в ранг кардинала. Мора лишили бумаги и чернил. Он уже настолько ослаб от болезни, что мог стоять, только опираясь на палку. 22 июня был обезглавлен Фишер. Усилилась подготовка к процессу Мора.

При дворе очень надеялись, что тюремные лишения подорвут не только физические, но и духовные силы Мора, что он будет уже не в состоянии использовать свой талант и остроумие в судебном зале. Суд над Мором должен был стать орудием устрашения, демонстрацией того, что все, даже наиболее влиятельные лица в государстве обречены на смерть, если они перестают быть беспрекословными исполнителями королевской воли.

Босым, в одежде арестанта, Мор был пешком приведен из темницы в залу Вестминстера, где заседали судьи. Обвинение включало «изменническую» переписку с Фишером, которого Мор побуждал к неповиновению, отказ Признать короля главой церкви и защиту преступного мнения относительно второго брака Генриха. Виной считалось даже само молчание, которое Мор хранил по важнейшим государственным вопросам.

Обвиняемый был настолько слаб, что суду пришлось дать ему разрешение отвечать на вопросы, не вставая с места. Но в этом немощном теле по-прежнему был заключен бесстрашный дух. Мор не оставил камня на камне от обвинительного заключения. Он, между прочим, заметил, что молчание всегда считалось скорее знаком согласия, чем признаком недовольства. Но все это мало что могло изменить. Просто судьям, которые больше всего ценили королевские милости и опасались монаршего гнева, пришлось еще более бесцеремонно обойтись с законами.

— Вы, Мор, — кричал канцлер О дли, — хотите считать себя мудрее… всех епископов и вельмож Англии.

Ему вторил герцог Норфолк:

— Ваши преступные намерения стали теперь ясными для всех[78].

Послушные присяжные вынесли требуемый вердикт. Однако даже участники этой судебной расправы чувствовали себя не совсем в своей тарелке. Лорд-канцлер, стараясь побыстрее покончить с неприятным делом, стал зачитывать приговор, не предоставив последнего слова обвиняемому. Сохранявший полное присутствие духа Мор добился возможности высказать убеждения, за которые он жертвовал жизнью. Спокойно выслушал он и приговор, обрекавший его на варварски жестокую казнь, которая была уготована государственным преступникам.

Впрочем, именно это исключительное самообладание и спасло Мора от дополнительных мучений. Король больше Мора опасался предстоящей казни, точнее, того, что скажет, по обычаю, осужденный с эшафота, обращаясь к толпе. Генрих поэтому всемилостивейше заменил «квалифицированную» казнь простым обезглавливанием, приказав Мору, чтобы тот не «тратил много слов».

— Боже, сохрани моих друзей от такой милости, — со своей обычной спокойной иронией заметил Мор, узнав о королевском решении. Впрочем, он без возражений согласился не произносить предсмертной речи. Твердость духа ни на минуту не изменила Мору и 6 июля, когда его повели к месту казни. Уже на эшафоте, беседуя с палачом, осужденный шутливо бросил ему за мгновение до рокового удара:

— Постой, уберу бороду, ее незачем рубить, она никогда не совершала государственной измены.

Воткнутая на кол голова «изменника» еще много месяцев внушала лондонцам «почтение» к королевскому правосудию…

Узнав о гибели Мора, его друг известный писатель Эразм Роттердамский сказал: «Томас Мор… его душа была белее снега, а гений таков, что Англии никогда больше не иметь подобного, хотя она и будет родиной великих людей»[79].

Некоторые новейшие исследователи пытаются дать свою интерпретацию процесса Томаса Мора. Уже упоминавшийся выше историк Д. Р. Элтон стремится доказать, что и Кромвель, и сам Генрих VIII вначале старались арестом Мора только добиться его подчинения закону, объявлявшему короля главой церкви. Лишь незадолго до начала самого процесса, после того, как папа возвел епископа Фишера в ранг кардинала, разъяренный Генрих решил расправиться и с Фишером, и с Мором. Эта интерпретация, серьезно обоснованная в ряде деталей, мало меняет сложившееся представление о процессе Мора[80].

Католическая церковь позднее причислила Мора к лику святых. Один английский историк справедливо заметил в этой связи: «Хотя мы сожалеем о казни святого Томаса Мора как одной из мрачных трагедий нашей истории, нельзя игнорировать того факта, что, если бы Генрих не отрубил ему голову, его вполне возможно сожгли бы по приговору папы»[81].

Казнь Мора вызвала немалое возмущение в Европе. Английскому правительству пришлось подготовить и разослать иностранным дворам подробные разъяснения, призванные оправдать этот акт. Текст объяснений очень разнился в зависимости оу того, кому они предназначались — протестантским или католическим монархам[82].

…Первое известие о том, что палач сделал свое дело, застало Генриха и Анну Болейн за игрой в кости. Король остался верным себе и при получении этой вести:

— Ты, ты причина смерти этого человека, — с неудовольствием бросил Генрих в лицо жене и вышел из комнаты. Он уже решил мысленно, что Анна, родившая девочку (будущую Елизавету I) вместо желанного наследника престола, последует за казненным канцлером. Повода долго ждать не пришлось.

Дело о «заговоре» было поручено канцлеру Одли, который, видимо, решил заодно объявить злоумышленниками всех своих личных врагов. Король разъяснял придворным, что Анна нарушила «обязательство» родить ему сына. Здесь явно сказывается рука божья. Следовательно, он, Генрих, женился на Анне по наущению дьявола. Анна никогда не была его законной женой, и он волен поэтому вступить в новый брак[83]. Генрих всюду жаловался на измены королевы, называл большое число ее любовников. «Король, — не без изумления сообщал императорский посол Шапюи Карлу, — громко говорит, что более ста человек имели с ней преступную связь. Никогда никакой государь и вообще ни один муж не выставлял так повсеместно своих рогов и не носил их с столь легким сердцем». Генрих написал даже драму на эту тему, которую сам разыгрывал перед придворными[84]. Впрочем, в последнюю минуту король опомнился: часть посаженных за решетку была выпущена из Тауэра и обвинение было выдвинуто только против первоначально арестованных лиц.

В обвинительном акте утверждалось, что существовал заговор с целью лишить жизни короля. Анне инкриминировалась преступная связь с придворными Норейсом, Брертоном, Вестоном, музыкантом Смитоном и, наконец, с ее братом Джорджем Болейном, графом Рочфордом. В пунктах 8 и 9 обвинительного заключения говорилось, что изменники вступили в сообщество с целью убийства Генриха и что Анна обещала некоторым из подсудимых выйти за них замуж после смерти короля. Пятерым «заговорщикам», кроме того, вменялись в вину принятие подарков от королевы и даже ревность по отношению друг к другу, а также то, что они частично достигли своих злодейских замыслов, направленных против священной особы монарха. «Наконец, король, узнав о всех этих преступлениях, нечестивых поступках и изменах, — говорилось в обвинительном акте, — был так опечален, что это вредно подействовало на его здоровье».