Кровавая Ведьма

Я помнила, как не хотела ехать, не собиралась даже. И как обманул меня Лис, пообещав взамен бабушку мою от смертельного недуга вылечить.

Вспомнила, как сдружилась с магами за долгую дорогу. Как настоящими друзьями их считать стала, как им верила. Как на свой первый бал в столице пришла, и как с остальными ведьмами торжественную клятву давала — в тайне ритуал хранить…

И как меня на одном из алтарей распяли те, кому я верила, а одного даже полюбить успела — тоже вспомнила!!

Боль огненным росчерком прошлась по сердцу и отравленным зельем разлилась по венам. Просвечивая сквозь мокрую рубашку, на руках вспыхнули кровавым огнем руны, оставшиеся после клятвы, и я разжала ладонь, отпуская кровь в мутные воды…

А вместе с ней и всю боль от предательства.

Ее носить в себе я больше не могла и не хотела. Даже если история грозила повториться.

И прикосновение губ к своей шее я скорее угадала, чем почувствовала, как и тихое, на грани слышимости:

— Прости.

От горечи пришлось даже губу прикусить, не давая сорваться запоздалым словам.

Я б простила. Если б ту ночь, в кромешной темноте, на грани смерти, с алтаря меня забрал не Ирбис, а ты.

— Ты звала меня, ведьма?

Я не сразу поняла, откуда донесся этот голос — нежный, хрустальный, будто ручеек, но очень и очень печальный.

А уж когда догадалась задрать голову, и вовсе охнула, едва не отшатнувшись. На наклонной мачте, названия которой я не помнила, да и вряд ли знала, горделиво лежала сирена. Да какая!

Длинная, в два человеческих роста, всем своим телом почти всю мачту занимая. Стройная, фигуристая, нагая — только мелкая чешуя на ней и есть. Лицо узкое, глаза раскосые, на жемчуга похожи, а волосы белые, будто снег, хоть и острижены коротко, выше плеч. На руках браслеты золотые и медные, а на лбу — платиновый венец с камнями.

Хвост ее изящно дернулся, и острые плавники на нем играючи срезали затянутые канаты, а стальные катушки с тяжелым свистом полетели в воду.

— Я жду ответа, — со смешком напоминал о себе главная среди сирен, вытягивая стройные руки вдоль мачты, как бы невзначай длиннющие когти на своих руках показывая.

Стать ее едой лично мне расхотелось напрочь!

— Договор с тобой заключить, Верховная, — чуть в себя придя, несмело заявила я, в голове кое-что прикидывая.

Нет, от первого плана, конечно, отступать не хотелось. Но, может, покуда она тут, просто взять ее и сжечь? Раз уж выманили рыбку!

— И какой? — бровь нечисти, тоже из чешуек состоящая, узких и темных, изящно взлетела на лоб. — Неужели перед тем, как одной из нас стать, ты о милости просишь? Милая, я слышала твой зов. Тебе себя жалеть надо, а не их.

И… как тут поспорить?!

Но вот, что странно: еще недавно, пару мгновений назад, мне тошно так было, что трудно дышать. А сейчас всё это словно водой смыло, да ушло на морское дно, так далеко, что теперь и не достать. Грустно разве что на сердце, но и только.

Почему так?

— Не надо, — тряхнула головой, отгоняя странные мысли. — За грехи судить их могут только боги. И не затем я тебя звала, чтобы одной из вас становиться. Не люблю сырость. Я всё больше по лесу!

Сирена, сев, сердито прищурилась, внимательно меня разглядывая.

А я, язык прикусив, уж добавлять не стала, что если я в их ряды вступлю, то Лили меня лично и потопит. И на новый хвост даже не взглянет!

— Но тебе больно, — кажется, что-то все же углядев, напомнила сирена.

— Больно, — согласилась я. — Но это моё дело. И в омут с головой я из-за того бросаться не собираюсь.

— Глупости! — передернула плечами Верховная так, что грудь ее нагая бесстыдно качнулась. — Только месть успокоит твою душу!

Я потерла ладошкой замёрзший нос, отводя глаза от такого непотребства. Вот и не стыдно ей, а?

— Ну, утоплю я его, — задумавшись, махнула я рукой за спину, где до сих пор стоял напряженный Волк и пока что еще помалкивал. Но обнимать меня, кстати, не перестал! — Затем второго, третьего… пятого! Дальше-то что? Месть окончена будет, и что?

— Как что? Станешь мстить за других сестер, разумеется! — расхохоталась сирена таким потрясающим смехом, что я невольно заслушалась. От него, кажется, даже ветер окончательно стих, только волны продолжали лениво облизывать корму корабля.

— Так себе родичи, конечно, — отстраненно почесала я бровь. — А ежели месть их необоснованная? Вот эти моряки, например, к тебе какое отношение имеют, Верховная? Вряд ли кто из них лично тебя придавал.

— А какая разница? — едва ли не зашипев, сирена ухватилась за мачту, со скрежетом вонзая длинные когти в податливое дерево. — Дитя, все мужчины порочны. В наши объятия их толкает не волшебная песнь, а их собственная похоть!

— Да неужели? — наконец, выйдя из-за моей спины, насмешливо уточнил Волк.

Вот, нашел же время паясничать! Хотя, на самом деле, это он вовремя заговорил. Корабль неизвестно куда несет, а мы тут всё окольные разговоры водим!

Вот только его присутствие и усмешка нечисть не смутили. Смерив его крепкую фигуру полным презрения взглядом, она процедила сквозь заостренные зубы:

— Мужчинка… Не поддался, значит?

— Он может, — серьезно покивала, стараясь на его руки не смотреть, чтобы не выдать. — Единственный из всех здесь. И я знаю, что сирены отпускают тех, кто их чарам неподвластен. Об этом договоре я хотела тебя просить.

— Ну-ну, — садясь на мачте, свесив хвост, сирена гордо вскинула острый подбородок, складывая руки под грудью. — Пусть колечко-то свое снимет, герой. Тогда и поговорим.

Я мысленно застонала. Разглядела перстень, зараза!

И перепугалась знатно, когда маг, невозмутимо пожав плечами, принялся стягивать перстень с пальца.

— Нет, стой!

— Успокойся, Доминика, — все ж таки стащив украшение, мужчина кинул его мне — едва поймать успела. — Я знаю, что делаю.

— Нет, — встав перед ним, собой от взгляды сирены закрывая, я решительно выставила ладонь вперед. — Сначала уговор. Выстоит против твоих чар — и вы сохраните нам жизнь. Всем, кто есть на этом корабле!

— Умна, — сузив глаза, недовольно признала сирена. Но щелкнула когтями по тому месту, где у людей были бедра, и в мою сторону что-то полетело. Снова пришлось ловить! — Что ж, согласна. Я свое слово держу всегда!

— Договорились, — сжимая в одном кулаке мужской перстень, а во втором подаренную авансом перламутровую чешуйку, отступила в сторону я.

Магический договор с этого момента вступил в свою силу.

И сирена запела тут же!

Правда, не громко и сильно, а так… тихо, словно по весне капельки с крыш начали падать. И в тот же миг всё вокруг смолкло — и голоса других сирен, и шум ветра, и даже плеск волн. Пропал и порывистый ветер, а из-за туч выглянула серебряная луна. Ее лучи мягко упали на Верховную, и все ее чешуйки заблестели и заискрились, будто в сказке какой!

Она словно волшебная была, столь красивая и ненастоящая, что даже я на мгновение забыла, как дышать. А как вспомнила, так и охнула — песнь ее, нежная, сладкоголосая, тягучая, ловко проникла внутрь и сладкой патокой растеклась под кожей. До мурашек, до ломоты, до бабочек в животе, настолько это было прекрасно!

А вскоре к ней и остальные сирены присоединились, откуда-то издалека мягкий фон выводя. И голос Верховной стал глубже, мягче, сочнее, бархатным покрывалом укутывая озябшие плечи. Ее песнь туманила разум, стирая в нем всё без остатка, глушила мысли и пробуждала чувства. Она будто бы звала, просила, умоляла обо всё забыть и пойти к ней навстречу. Хотела, чтобы мы уснули здесь, и проснулись там, в мире грез, где нет проблем, страха и боли.

Она убаюкивала, успокаивала, очаровывала… Увлекала в заколдованный сон. Сон, из которого уходить не хочется. Никому и никогда.

Но Волк стоял на ногах крепко, сложив руки на груди и полностью закрыв глаза. На его лице ничего не отображалось, ни один мускул не дрогнул. Казалось, даже вены на шее не напряглись!

И вдруг он позвал негромко, разбивая ворожбу нечести:

— Ник?

Я изумленно моргнула. И так же тихо спросила, боясь своим дыханием удачу спугнуть и всё испортить:

— Что?

— Ты колыбельную пела лучше.

Я не сразу поняла, о чем он говорит.

И только когда наткнулась на его насмешливый взгляд, брошенный из-под полуопущенных ресниц, взвизгнув, бросилась ему на шею:

— Не поддался!!

Маг легко поймал меня, откровенно посмеиваясь. Он, похоже, собой тоже был очень доволен!

А вот сирена зло выругалась, окончательно обрывая песню:

— Проклятье! Это невозможно!

— Ну как видишь, — не отпуская, посмотрел Волк на нее поверх моей головы. — Твой голос прекрасен, не спорю. Но для меня этого мало.

— Что ж, — взглянув на него как-то… по-новому, что ли, задумчиво проговорила Верховная. Замысловато повела рукой, и пение остальных сирен вдалеке тоже смолкло, и на сей раз уже насовсем. — Раз так, уговор надо соблюдать. Я отпускаю ваш корабль. И сохраню вам жизнь, покуда вы в моих водах. И сестры вас не тронут.

На миг меня охватили сомнения. И всё? Что-то уж просто как-то!

Но всё же из рук мага выпуталась, и даже склонила голову, благодаря сирену:

— Спасибо.

— Мне это радости не доставляет, знаешь ли, — сердито цыкнула на меня Верховная. — Но что поделать, раз уж ты обычаям наученная, а он стойкий такой. Береги его, ведьма. Другого такого, который за тебя хоть в огонь пойдет, хоть в воду, не найдешь. Поверь, я знаю, о чем говорю!

И в воду нырнула, только хвостом на прощание взмахнув!

Я только ресницами похлопала, не сразу поверив.

Всё? Вот теперь точно всё?

Дожилась. Меня водяная нечисть жизни поучить решила!

— Ты решила проверить, утонула она или уплыла? — иронично поинтересовался Волк, когда я, ухватившись за перила и остатки веревок, с опаской выглянула за борт.

— Удостовериться пытаюсь, что всё закончилось, — отмахнулась от него, пристально вглядываясь в мутную воду внизу. Она, вроде, спокойной была, шла волнами, конечно, но не более чем обычно. — От нечисти всего можно ожидать.

— То есть, отвязывать экипаж пока не стоит?

Я невольно прыснула. Да уж, они когда от чар отойдут, и кружком у мачты себя обнаружат, вот смеху-то будет!

— Ага, — весело согласилась я, выпрямляясь. И повернулась к магу, еще толком не зная, что сказать. За этот вечер столько всего произошло, что я даже не знала, с чего начать!

Наверное, он думал о том же. Но как всегда, в его черных глазах прочитать хоть что-то было невозможно. Разве что лицо чуть расслабилось, правда, ненадолго.

Уж не знаю, что именно в нем мне показалось странным, но как-то сразу внутренним чутьем поняла, что не со мной это связано. Нет, Волк смотрел куда-то мимо меня!

А когда и я докумекала повернуться, вслух ругнулись мы оба:

— Черт! Рифы!!

И мы тут же рванули обратно на палубу, спеша как можно быстрее к мостику, на котором стоял штурвал. И подгонял нас уже не ветер, а самый настоящий страх!

Ведь пока сирена отвлекала нас песнями, да разговорами, корабль всё это время медленно, но верно шел прямиком на рифы, торчащие из воды прямо по курсу!

И не обойти их, и не перепрыгнуть никак. Одна надежда — тонкое русло реки, уходящее влево аккурат перед скалистыми пиками, угрожающе торчащими из воды. Но они близко, времени мало, а из нас моряки так себе!