Бункер

* * *

Я жила с ним, словно соседка по квартире. Обращаясь очень осторожно, дергаясь от любого его движения в свою сторону. Переодеваясь за закрытой дверью, и встречаясь с ним только полностью одетой. Конечно, я понимала, что рано или поздно, мне нужно будет решиться. Я выбрала лучшего, альфа-самца и теперь должна сделать шаг второй — решиться на секс с ним. Я начала пить противозачаточные таблетки еще неделю назад, и была почти готова к новому витку наших отношений.

Джон за все время нашей совместной жизни ни разу не намекнул на близость, не позволил себе ни единой завуалированной двусмысленности или пошлости. Он представлял собой образец поистине уникального спокойствия и невозмутимости. Я иногда даже поражалась его выдержке.

Правда, во вторую ночь он, словно издеваясь, пришел в мою комнату и склонился над кроватью. Я вся сжалась в комочек и натянула одеяло по самые глаза. Джон кривовато улыбнулся и чмокнул меня в лоб.

— Спокойной ночи, Наташа, — произнес он и вышел за дверь.

— Спокойной, — смогла произнести я, только после того, как услышала скрип его кровати. И еще долго не могла заснуть, трясясь, как осиновый лист под одеялом.

Мы почти целыми днями не виделись. Посещали лекции. Я по биологии (все-таки ближе, чем компьютеры и электроника), он по физике. Иногда на совместных обедах и ужинах, Джон обнимал меня за плечи и легонько целовал, то в щеку, то в шею. Сначала я вздрагивала, но потом поняла, что это просто игра на публику и успокоилась. Даже привыкла. Его прикосновения были осторожны и ласковы. И пах он приятно. Чистым телом, мылом и кремом для бритья.

А вечером, после ужина мы уходили к себе в спальню и читали. Иногда смотрели фильмы, иногда играли в шахматы. А иногда разговаривали.

— Вот видишь, — произнесла я однажды самодовольно, сидя на своей застеленной кровати. Джон пристроился на стуле напротив, — ты оказался неплохим командиром.

После нескольких дней в «карцере» на хлебе и воде, Иван перестал мутить воду. А еще перед этим Джон пришел в наш отсек, немного прихрамывая, со сбитыми костяшками. На мои вопросы только отмахивался. Наутро за завтраком я не увидела пятерых молодчиков из шайки Ивана. Оказалось, они лежат в своих комнатах и не могут подняться. Вика и Оля кормили их с ложечки пару дней и мазали мазью гематомы. На самом деле большинство парней были просто избалованными сытой жизнью маменькиными сынками. И когда сильный лидер взял власть в свои руки, быстренько ему подчинились. Такие, как Иван, еще по-возмущались, но кулаки и карцер уговорили и их.

— Я не люблю быть в центре внимания, — ответил прохладно Джон, — это не мое. Выбрала бы лучше для своего эксперимента кого-либо другого.

Я тут же вспыхнула.

— Кого? С академиков песок сыпется. Иван Иванович ничего из себя не представляет. Как только его Иван припугнул, тут же сдулся. Даже я смогла ему дать отпор, что уж говорить…

— Стоп, — прервал меня Джон, — а ну ка расскажи, что за отпор ты давала.

— Ничего особенного, — фыркнула я, отмахиваясь, — даже не испугалась сильно. Так. Поприставал чуть- чуть…

Я посмотрела на задумчивое лицо мужчины. И быстро продолжила, меняя тему.

— Кто дальше… Олег — хамоватый культурист. Иван? — я вздохнула, — он мне в кладовке нарисовал наше совместное будущее в бункере, если станет лидером. Оно мне совершенно не понравилось.

— Ты, — вдруг произнес Джон, — ты стала бы неплохим лидером. У тебя есть напор, решительность, смелость. Даже слишком, — он дернул уголком рта, — ты умеешь распределять обязанности и давать поручения.

Я тяжело вздохнула.

— Знаю… Но, к сожалению, у нас еще пока патриархальное общество, и никто бы меня не стал слушать, не обладай я внушительной мускулатурой или хотя бы автоматом в руках.

Впервые на лице Джона я увидела легкую улыбку. Я даже залюбовалась невольно.

— Так что, мне повезло. Я живу с главой нашего государства. Фавориткой быть намного приятнее. Бонусов больше, а ответственности меньше.

— Ты еще не полноценная фаворитка, — чуть охрипшим голосом произнес мужчина. Я замерла, уставившись в его глаза. Время пришло? Нет. Джон отвернулся, встал со стула и вышел в дверь, не забыв пожелать мне спокойной ночи.

Иногда мы разговаривали, лежа в кроватях, я в своей, он в своей. Межкомнатные двери почти всегда были полуоткрыты. А так как помещения были маленькими, слышимость была изумительная.

— А ты, действительно разбираешься в антеннах? — спросила я, читая Диккенса.

— Да, — ответил Джон.

— А в чем ты еще разбираешься? — не унималась я. Меня терзало любопытство.

— Во многом, — отрезал мужчина, категорично, словно ставя точку в моих расспросах. Но я буду не я, если не добьюсь ответа.

— А кем ты работал раньше?

— Обычным госслужащим, — донеслось из соседней спальни после нескольких томительных минут, когда я уже думала, что он не ответит.

— На зарплату госслужащего ты не смог бы купить билет в бункер, — авторитетно заявила я.

— За меня заплатили.

Я положила книгу на стол, окончательно перестав читать. Разговор становился все интереснее.

— Кто мог быть таким добрым, чтобы заплатить миллион евро?

— Нашлись люди…

— А чем ты занимался на госслужбе? — решилась я на каверзный вопрос.

— Шпионил, — донесся ответ. Меня снесло с кровати ураганом. Я вбежала в его комнату в мужской рубашке, служившей мне ночной (на три размера больше моего, поэтому доставала она мне до колен) и воскликнула.

— Ты был шпионом?! Как интересно!

Джон лежал поверх покрывала на кровати с планшетом в руках и делал вид, что читает. Я села в ногах.

— Расскажи, — просительно потянула я, — ты шпионил против Америки? А как же война? Тебя раскрыли?.. — вопросы посыпались один за другим. Я уже его не боялась. Свободно разговаривала, могла даже сама дотрагиваться до локтя, обращая внимание на что-то. Входила полуодетая после душа. Мне иногда даже хотелось, чтобы Джон обратил на меня внимание, как на женщину, увидел не друга, а объект страсти. Но он, по-прежнему, оставался невозмутим и корректен. Теперь понятно, откуда у него такая выдержка. Издержки профессии.

— Да, несколько месяцев назад разразился шпионский скандал. Меня раскрыли и обменяли на американского. Вот так я оказался дома, после тридцатилетнего отсутствия.

— Ты тридцать лет прожил за рубежом? — ахнула я.

— Да. Детство в Праге, юность в Мюнхене, потом переехал в Нью-Йорк. Даже имя, как видишь иностранное, не Всеволод Владимиров, как у Штирлица, — это он только что пошутил?

— Как интересно, — произнесла я благоговейно.

— Ничего интересного, — отрезал холодно Джон, — если это работа. С того времени я и не люблю брать на себя ответственность и принимать решения. Особенно те, которые вершат судьбы мира, — тихо закончил мужчина, и я впервые увидела на его лице неприкрытое страдание.

— У тебя есть семья? — спросила тихо я, — жена, дети?

— Нет, — произнес Джон, — какая может быть семья у шпиона?

— А что ты собирался делать в России, после того, как тебя раскрыли?

— Мне дали неплохую пенсию. От родителей достался дом на берегу озера. Планировал поселиться там, ловить рыбу, кормить комаров, выращивать огурцы… — голос Джона едва заметно дрогнул.

Я затихла. Потом подсела ближе и провела рукой по груди. Она была теплая и твердая.

— Расскажи, — тихо произнесла я, — это… страшно?

— Страшно, — ответил он, поняв, о чем я спрашиваю. И я вдруг увидела его настоящего. И тоску в его глазах, и боль, и желание. Его неистребимую привычку держать все в себе и не показывать эмоций, его неохоту ни с кем сближаться, идти на контакт. И дикое немыслимое одиночество, спрятанное глубоко внутри, так глубоко, что он сам этого не видит. Огромное, как космос.

Я наклонилась и легла рядом. Уткнувшись лицом в грудь, закинув ногу на его ноги, обняв руками за талию. Вытянулась вдоль его длинного худого тела и замерла, тихонько сопя. Было тепло и спокойно. Как уже давно не было. Казалось, все проблемы ушли, нет ни войны, ни взрывов, ни борьбы за власть. Мы просто лежим на кровати, у меня дома, тихо тикают часы на столе, где-то за окном шумит город. И так хорошо и безмятежно на сердце. Я пригрелась, даже немного задремала, вполглазика. Потянула ногу вверх и наткнулась на выпирающий твердый бугор. Сон слетал в одну секунду.

Я медленно подвигала коленом туда-сюда, ощущая необыкновенное, будоражащее кровь предвкушение. Как же я давно занималась любовью! Наверное, полгода назад в последний раз. И то, с Алексеем давно не ладилось, секс был механический, не приносящий удовлетворения ни мне, ни ему. А сейчас внутри меня словно закручивалась тугая пружина, сильнее, сильнее, стремящаяся к освобождению. Я потерлась носом о его грудь, вдохнула запах и открыла веки. Почти черные глаза Джона внимательно, напряженно смотрели сверху вниз. Я улыбнулась. И поцеловала его в плечо. Мужчина медленно склонился надо мной, не отрывая от лица взгляда, словно боялся упустить даже малейшую мою эмоцию. А может, опасался, что я передумаю? Никогда!

— Я пью таблетки, — шепнула я и глупо, по-девчоночьи, хихикнула.

— Замечательно, — пробормотал он и накрыл мои губы своими. Я тут же отрыла рот, впуская язык, приглашая, дразня, разжигая пламя, которое и так вспыхнуло до небес.

— Не спеши, — шепнул он мне, медленно скользя ладонью по ноге вверх, задирая рубашку, собирая в кулак тонкую ткань, — я хочу все рассмотреть и потрогать. Я так давно этого ждал.

— Что ты не особо спешил… — выдохнула обиженно я.

— Я странный, — хмыкнул мужчина, и я мысленно согласилась «Еще какой!», — но я стопроцентно был уверен, что в итоге получу тебя. Это как… предчувствие, — Джон пристально посмотрел в глаза, — понимаешь?

Конечно, я понимала. Я с первого дня ощутила то же самое. И пусть его профессия сделала его осторожным, научила железной выдержке и хладнокровию, от судьбы не уйдешь. Я сердцем чувствовала ту нить, которая нас связала. Он назвал это предчувствием (с его работой очень хорошее умение), я называла это интуицией.

— Ты такая яркая, — шептал Джон, покрывая поцелуями грудь, шею, отводя в сторону волосы, добираясь до чувствительного местечка за ушами, — сильная, вспыльчивая, как звездочка. Я всю жизнь остерегался бурных эмоций, людей, считая их опасными и для работы и для жизни. Я был прав…

— Но сейчас ты же не на работе, — только и смогла произнести я, голос уже не слушался. А этот невозмутимый мужчина сделан из камня. Мое тело сгорает на медленном огне, а он даже не разделся. Дрожащими пальцами начала снимать его рубашку, потянулась к поясу брюк.

Бесконечная ласка в каждом движении. Словно он много лет держал себя в тисках, а сейчас всю нерастраченную нежность выплеснул на меня. Замирает сердце от вида возбужденного тела мужчины, гибкого, сильного. Я провожу ладонью по каменным мышцам ног, ягодиц, пресса. Иголочками покалывает кожу. Меня сжимают горячие тиски рук. Неспешные легкие касания там, здесь. Пальцы на коже, на животе, между ног. Божественно.

Я была так возбуждена, что начала содрогаться, только он вошел в меня. А потом еще раз, уже вместе с ним. Никакой спешки, словно у нас целая жизнь впереди. Даже, когда я стала просить, цепляясь за плечи, жалобно умоляя дать мне освобождение, подталкивая к разрядке, он не сжалился. Все так же ритмично и плавно входил в меня, неспешно лаская, покусывая мочки ушей, сжимая ягодицы, закручивая спираль наслаждения до максимума, чтобы потом взорваться необыкновенным фейерверком одновременно.