Перед бурей. Шнехоты. Путешествие в городок (сборник)

XIV

Кто бы лет через пять после описанных событий заглянул в этот полеский уголок, удивился бы и порадовался зрелищем той жизни, какую там вели два брата Шнехоты.

Розвадов и Побереж, объединённые недавно пробитой дорогой, напрямик через болота и поля, были как бы одним только домом, разделённым на две части. Или пан Ян гостил в Побереже, или Андрей ехал в Розвадов. После долгих лет разлуки подав друг другу руки, они действительно жили по-братски. Это не мешало им мягко ссориться по несколько раз в день, но едва кровь несколько поволновалась, улыбаясь, вытягивали друг к другу руки.

– Достаточно этого…

– Но вы, милостивый государь, горячка, – говорил Ян.

– Ты также не терпишь малейшего спора.

– Значит, оставим это в покое!

– Оставим в покое!

Мы не скажем, чтобы изменился характер Яна, оставался он всегда раздражительным, суровым, подозрительным; только воспоминание о ссоре, которая обоим жизнь отравила, воздерживало его от вспышек, а хладнокровие и серьёзность Андрея охлаждали и приводили в себя брата. Они имели разные характеры, но как-то ладили друг с другом и взаимно терпели.

– Это стадо твоё, эти дармоеды… – говорил Ян. – Для чего это пригодилось? Это никогда на свете не оплатит м содержания. А хлопоты с тем, а беды! Жеребята подыхают, тот ногу вывихнул, та задыхается. Хотя бы по крайней мере продавал, а что хорошего в том, что бережёшь, и только то утешение, что посмотришь как брыкаются.

Андрей смеялся.

– Милостивый государь, не упрекая, ты любил женщин и не имел от них даже того утешения, что я с конями; брыкали тебя также и на том конец.

Ян нахмурился; прервали разговор.

Теперь, когда было привито святое согласие, люди также к Шнехотам стали льнуть. Оказалось, что пан Андрей не напрасно так парадно выстроил Побереж. На Новый год, Св. Яна, на Андрея, на Пасху, на кануны приглашали милостивых соседей, приводили музыкантов, заставляли столы и развлекались, как то бывало в старые времена, не думая о завтрашнем дне, всем сердцем. Хотя женщин в доме не было, давали уговорить себя и дамы на запусты для танцев. Двое Шнехоты, хоть оба постаревшие, люди богатые, приятные в обхождении, обратили на себя глаза вдовушек и девиц, которые просиживали в кресле канонический час. Пан Ян иногда имел искушение, но Андрей, который имел очень быстрые глваза, удерживал его вовремя.

– Ты имел уже этого достаточно, – говорил он, – шишек не ищи.

Сплёвывал старый и шёл в угол, а потом избегал искушений.

– Полно, – говорил он потом брату, – тогда женись ты. Ты лучше меня выглядишь, пусть хоть посмотрю на твоё счастье, а может, Бог даст молодого Шнехоту, чтобы было кому оставить, что Бог дал, а вас спасти.

– Целую ножки, – говорил Андрей, – не пора ни мне, ни тебе. Лучше так останемся, как есть. Возьмём где-нибудь сиротку и воспитаем его вместе, и приготовим, это будет безопасней.

Действительно, нашёл пан Андрей бедного Шнехоту и сразу его в усадьбу взяли. Только тут начались горячие диспуты, как его воспитывать: сурово или мягко, чему учить, к чему готовить. Ян был за ту палочку, которой якобы Святой Дух когда-то бить советовал, Андрей – за людскую суровость, серьёзную и бесстрастную, – оба, однако же, к мальчику, привязываясь, нежили. Ян выговаривал Андрею, что его портит, а сам безжалостно хуже ещё баламутил. Но цель в жизни имели. Дойдя до четырнадцати лет, мальчик ездил на коне как кентавр, плавал как рыба, весёлый был как птица; что касается науки, он ухватил только то, сколько ему, несмотря на его волю, в голову попало.

После согласия на развод пана Яна и выплат Серебницкого, когда закон позволил соединить бывшую жену с любовником, свадьба состоялась в местечке очень тихо, без выступления. Пани Зубовская даже на ней не была. Только Пятка с женой напросился, напился и краковяк неловко затянул. Молодые взяли в наём деревню в околице, а Серебницкий, не забыв, что был законником, подкреплялся надеждой, что счетами так доест владельца, что тот откажется от титула наследника.

Жизнь началась на первый взгляд достаточно счастливо, хотя согласие у супругов длилось недолго. Умерла жена Пятки, который после её смерти от отчаяния по земле ползал; ища утешения в несчастье, он стал бывать у Серебницких; муж был ревнивый, жена пугливая – постепенно рай стал адом. Счастьем, пани Зубовская также в лучший мир пошла и трёх слуг в Мызе оставила дочке, которая, покинув мужа, поселилась там одна, ведя жизнь отшельницы. Пятка заезжал к ней – и просиживал. Серебницкий, предоставленный себе, говорили, что начал пить, постарел раньше времени и в отвратительной скаредности гнил в своём арендованном доме.

Ханна Гайдуковна окончила жизнь как кающаяся, обходя святые места и почти никогда не задерживаясь долго в своей околице. Почаев, Киев и другие известные чудесами костёлы она постоянно посещала, пока однажды в дороге, уставшая, желая уснуть под деревом, закрыла глаза навеки.

KONIEC

1881