Белое и черное

Но все же грифон спикировал на пришельца, норовя нанести смертельный удар. Канацци, не оборачиваясь, вскинул кулак, и грифон, захлебнувшись клекотом, рухнул на землю.

— Скажи своим, чтобы вели себя смирно, — предупредил Канацци. — Я пришел говорить, а не убивать.

— Говорить нам не о чем, — возразил Больцано. — Я уже сказал: «Радима ты не получишь».

Грифон тяжело завозился в траве, заперхал, стараясь вдохнуть воздух ушибленной грудью.

«Жив… — с облегчением подумал Больцано. — А этот мог бы и убить, не ему ведь жить в этих местах после битвы».

Канацци еще раз вскинул руку, щелкнул пальцами, и флюгерок на самой верхушке грифоновой башни обломился с жестяным треском и повис, нелепо болтаясь на растяжках шпица. Серебряный горн, поднимавший по тревоге население Молочной Лужи, умолк.

— Ты рано начал чувствовать себя хозяином на моей земле, — предупредил Больцано.

— У меня устали уши. Сколько можно трубить? Все равно конец света не наступит, даже если ты надсадишься трубивши.

— Если хочешь сберечь уши — уходи.

— Не беспокойся, я уйду, но сначала я хочу выяснить, на каких все же условиях ты согласишься отдать мне Радима.