Это внутри. Рецидив

Уилл задумчиво покусал губу и направился в противоположную сторону, к выходу. Минуя ангар, он наткнулся взглядом на корзину в углу. На черном пакете среди окурков и прочего мусора ярко выделялась пустая упаковка морфина.

Вернувшись в Нью-Йорк, Уильям сразу закрылся в лаборатории, несмотря на позднюю ночь. Он злился до дрожи в пальцах, в голове бесконечно прокручивались слова Севастьяни: «Формула несовершенна. Формула несовершенна…»

И с каждым разом голос итальянца звучал все более издевательски.

«Ваша формула несовершенна».

Если бы это и правда была его собственная формула, черт возьми! Он и сам не понимал половины процессов, запускаемых голубой жидкостью! Уилл постучался лбом о стальную поверхность своего стола, звякнули расставленные в идеальном порядке чистые пробирки.

Он ненавидел оставлять что-либо нерешенным. Он был уверен, что сотворил нечто великое, что учел все… Но попал в ловушку собственных иллюзий. Бианки вызовет своего главного химика в любой момент, прикажет отчитываться в косяках, и какое решение Уилл сможет ему предоставить?!

«Главный химик. Какое ублюдочное вранье… Главный и единственный химик, чья жизнь ни черта не стоит…»

Уилл злобно грыз ноготь, глядя на свое размытое отражение в столешнице.

«Это будет смерть тупой жертвенной овцы».

Он снова развернул на экране компьютера все свои вычисления и формулы, параллельно стал искать информацию в медицинских справочниках. К утру он уже знал причину нарушения — молекулы волны уменьшали проницаемость гематоэнцефального барьера. При регулярном приеме возникало привыкание и без сыворотки проницаемость ГЭБ оказывалась повышенной. Печальным итогом была смерть от отека мозга. Уильям даже отдаленно не представлял, каким образом это можно исправить. Пресловутая «чуйка» молчала, гениального прозрения не приходило и лишь чувство самосохранения верещало во всю мочь: до приезда Бианки в офис оставалось все меньше времени.

Дверь открылась, и Уилл поморщился: под нее снова забилась какая-то гадость и теперь скребла по полу. В лабораторию вошел Дон. Уилл едва не заорал ему выметаться вон, но глянув на лицо напарника, не произнес ни слова. Дон был непривычно тих и спокоен, темные круги под глазами говорили, что он не спал уже очень давно. Дон подошел и, присев на соседний табурет, тихо сказал:

— Вилли… Помоги мне.

Уилл стиснул зубы от злости. Отведя взгляд от его лица, язвительно прошипел:

— Ты точно по адресу, а?!

— Пожалуйста.

— Чего ты хочешь?! Я умею только варить дурь! — взорвался Уилл. — По-быстрому синтезировать тебе Валиум? Кетамин? Что предпочитаешь?!

По лицу Дона прошла судорога, он опустил глаза.

— Мне нужно в рехаб, — все так же тихо и серьёзно сказал он.

— Валяй, — раздраженно ответил Уилл после паузы. — Тебе что, необходимо мое дозволение?!

Он потер лицо и уткнулся в листки с отрывочными строками чисел и закорючек. Это всегда помогало ему думать продуктивнее. Дон посидел молча пару минут, потом встал и вышел. Уилл посверлил взглядом записи еще немного, осознал, что критическое мышление отказало окончательно. Надо было просто лечь и отрубиться, пока его не уволокли дюжие парни Бианки… Уильям дополз до кушетки в углу лаборатории и свернулся на ней, развернув закатанные рукава рубашки и подрагивая от холода: кондей был выставлен на двадцать один градус, а пульт управления находился за тридевять земель — у входа.

Его разбудило тихое треньканье телефона: напоминание об обеде, который он регулярно пропускал. Нащупав в кармане мобильник, Уилл, щурясь от яркого света, увидел цифры и с оханьем сел: уже за полдень, а его до сих пор никто не взял за шкирку и не бросил на колени перед «крестным отцом». Дона в лаборатории не было. Уилл с трудом вспомнил ночной разговор — может, ему приснилось? Слишком уж Донни был не похож на самого себя… Уилл вновь поежился от холода — пальцы совсем закоченели.

В квартире тоже висела тишина. Стоя под душем, Уилл пытался выгнать назойливую мысль о своем непутевом напарнике из головы. Неужели у него хватило наивности просто пойти и попроситься на свободу? Что с ним сделали? Слишком много мороки искать клинику, где не задают вопросов и следить, чтоб он сам не наболтал лишнего… Вынимая чистую одежду из шкафа, Уилл невольно бросил взгляд на распахнутый шкаф с вещами Дона. Все они вроде бы остались на месте.

Что с ним сделали? Пристрелили в подвале? А может, все же выполнили просьбу и отправили в рехаб? Просто отпустили на все четыре стороны? Некоторых вещей лучше не знать наверняка.

Выйдя в гостиную, Уилл замер на пороге — на диване вальяжно развалился Птаха, в руке покачивалась запотевшая бутылка содовой из его, Уилла, холодильника.

— Дверь была открыта, — с ухмылкой пояснил парень и, сделав глоток, продолжил: — Босс передал, что хочет тебя видеть. А я все равно собирался к тебе заглянуть…

Уильям понял, что машинально заворачивает рукав кофты, словно это рубашка и, одернув его, сунул руки в карманы.

— Я тут подожду, — сверкнул зубами Птаха.

Это ничего не значило: он вряд ли был осведомлен, зачем именно Бианки вызвал Уильяма. Так что, скорее всего, ждать Птахе придется вечно.

Уилл молча вышел из квартиры.

Джованни Бианки встретил его на той самой террасе со стеклянным парапетом, откуда открывался столь впечатливший Уильяма когда-то вид на расстилающийся внизу город.

— Присаживайся, carino[24], — гостеприимно указал Бианки.

Уилл кусал губы, даже не пытаясь скрыть нервозность: все равно итальянец видит его насквозь, незачем унижаться еще и плохой актерской игрой.

— Сигарету? — продолжал разыгрывать добродушие Бианки.

Уилл отрицательно качнул головой, хотя от внезапно острого желания затянуться горячим дымом во рту стало горько.

— Ты расстроен тем, что узнал на полигоне, — уверенно констатировал мафиози, поджигая сигариллу изящным движением и, затянувшись, откинулся в кресле.

Уильям увидел в его глазах спокойную насмешку.

— Формула несовершенна.

Слова Севастьяни вырвались у Уильяма помимо воли. Итальянец поднял густую седеющую бровь.

— Во Вселенной вообще мало совершенного.

Уилл удивленно вытаращился на Бианки, который чуть нахмурился, словно не желая вспоминать о грустном и, выдохнув, на миг скрылся в густом облаке.

— Мой дорогой Севастьяни чересчур впечатлителен… Он с самого начала таким был, — доверительно добавил итальянец. — Долг врача превыше всего. Однако, к счастью, он не затмевает верность Серджо семье.

Уилл облизнул губы, ощутив языком неровную чешую искусанной кожи. Разум отказывался верить происходящему.

— Серджо не только мой друг, но и родственник, его сын женат на моей племяннице Розите… — продолжал Бианки.

— Я не смогу исправить сыворотку, — перебил Уилл.

Бианки, прищурившись, обвел взглядом красноватую панораму мегаполиса.

— Мне не нужно, чтобы ты ее исправлял, мой мальчик. — Мафиози стер с лица расслабленно-насмешливое выражение, ледяной цепкий взгляд остановился на Уилле. — Только чтобы ты ее делал.

Ко времени возвращения Уилла Птаха успел обложиться научными журналами, которые до того аккуратно лежали у Уильяма в ящике стола.

— Как ты можешь такое читать? — зевнул он, взглянув на вошедшего Уильяма.

— А ты? — покосился на него тот.

— Я не читаю, — Птаха с хрустом потянулся, звякнув многочисленными браслетами на запястьях, и убрал ноги со спинки дивана. — Я картинки смотрю. А еще придумываю рифмы на всякие заумные словечки. Это бывает весело, — улыбнулся он.

Уилл прошел на кухню и, достав из холодильника бутыль сока, долго и жадно пил прямо из горла.

— Хочешь, съездим пообедать? — крикнул из комнаты Птаха.

Он ставил Уилла в тупик. Хитрость и расчетливость, свойственные не только тертым, но основательно валяным в грязи калачам, внезапно перемежалась такими вот ребяческими откровениями. А слухи, что передавали друг другу «солдаты», о неимоверной жестокости главного тренера «избранных» и вовсе не соответствовали образу, который видел Уилл. При нем Птаха не проявлял агрессии. Может, выплескивал все накопившееся в своих тренировках с «волной»?

«Кстати, о „волне“…»

— Скажи, — задумчиво проговорил Уилл, вновь заходя в гостиную, — у тебя голова, случайно, не болит?

— Ты на что намекаешь, извращенец? — весело оскалился Птаха, поднимаясь с дивана.

Уилл не улыбнулся в ответ, мысленно прикинул, сколько доз принимает Птаха ежедневно, и содрогнулся. Он сам теперь был несказанно рад тому, что в свое время ограничился лишь одним проверочным уколом. Ощущения показались интересными, не более: Уилл быстро понял, что для того, чтобы совершить нечто по-настоящему стоящее, одной сыворотки мало, нужно уметь обращаться с этой силой. Уилл продолжил разработку, но себе больше «волну» не вводил. Чуть позже укола он еще и отмечал успех — если что-то и произошло в организме, это наложилось на похмелье и не вызвало никаких подозрений.

— Я понял, — прервал его мысли Птаха. — Тебе срочно надо выпить чаю!

Узкие, пахнущие густыми и сладкими благовониями коридоры чайной вновь вывели их на свободу. Уилл купил себе жареной картошки с рыбой — вдруг захотелось вспомнить вкус детства. Перед глазами встал шумный вокзал, речная гладь с цветными лодками. Точно такой же кулек из расползающейся жирной газеты, крупинки соли на пальцах. И голос матери. Она иногда тайком от отца брала Вилли с собой, прогуляться по Паддингтону и «посмотреть на жизнь»…

— Ты не знал, да? — спросил Птаха, когда они влезли на очередную крышу.

Они забирались на какую-нибудь верхотуру всякий раз, когда сбегали от охраны. Птаха любил высоту, ему нравилось ходить по краю, а Уилл наслаждался относительной тишиной и свободой тут, наверху.

— Что? — очнулся от задумчивости Уильям.

— Ну, я слышал, тебя дернули в ангар, потом ты вдруг с какого-то хера интересуешься моим здоровьем… Ты не знал.

— Нет.

Закатное солнце уже удлинило и обострило тени, особенно это было видно сверху. На улицах словно зияли черные провалы.

— Надеюсь, босс пошлет нас на дело до конца лета, — проговорил Птаха, отхлебывая пиво. — Пока все не передохли, — хохотнул он.

Уилл с интересом взглянул на него.

— Получается, что у тебя есть иммунитет. Из-за того, что ты владел этим раньше.

— Ага, — кивнул Птаха. — Сколько не бери, мне похрен. Только устаю, как собака, и все.

— Ты знаешь что планирует босс? — небрежно спросил Уилл, не особо надеясь на ответ.

— В общих чертах. Но времена точно настанут другие, — протянул Птаха, хищно раздув ноздри.

Он поставил пиво, уселся на край крыши и свесил ноги.

— А если… Кому-то не понравятся эти новые времена? — поднял бровь Уилл.

Птаха повернулся и проницательно посмотрел ему в лицо, улыбаясь углом рта.

— Мне не близка идея любого государства, — аккуратно пояснил Уильям.

— Анархист? — безразлично констатировал Птаха и, отвернувшись, посмотрел на сереющие улицы. — Встречал такого в Орегонском клоповнике. Сидел за кражу со взломом, все задвигал про идеалы да скалы, которые собрался взрывать…[25] Херня вся эта философия.